Горький и кино

Работая над исследованием «Горький и кино», я провел беседы с рядом деятелей кинематографии, попросил их поделиться своими воспоминаниями о встречах с великим писателем. Одна из бесед на эту тему была проведена 15 марта 1955 года с недавно умершим режиссером и оператором Юрием Андреевичем Желябужским, близко знавшим Горького на протяжении многих лет. В беседе принял участие М. Н. Алейников, один из старейших деятелей советской кинематографии, являвшийся руководителем киностудии «Межрабпом-Русь» во время постановки фильма Вс. Пудовкина «Мать».
Я поставил перед Ю. Желябужским несколько вопросов, мало разработанных или совсем не освещенных в нашей литературе.
Первый вопрос касался отношения Горького к дореволюционным фильмам. Ю. Желябужский долго жил в доме Горького и мог рассказать об оценках, которые давал писатель тем или иным кинокартинам. До сих пор мы могли судить об отношении Горького к немому кино преимущественно по его корреспонденциям с Нижегородской ярмарки 1896 года, где демонстрировались фильмы Люмьера. Воспоминания очевидца о более поздних кинематографических впечатлениях Горького дают дополнительный интересный материал, относящийся к более позднему времени.
Ю. Желябужский охотно откликнулся на мое предложение и рассказал следующее (его ответы привожу по хранящейся у меня стенографической записи):

— Я хорошо помню А. М. Горького примерно с февраля 1904 года, а воспоминания о том, как Горький относился к кинематографу, начинаются с «каприйского» периода его жизни.
Единственным культурным развлечением на Капри был крошечный кинотеатр, — он действовал всего два раза в неделю. Программа всегда состояла из нескольких картин: драма, видовая, культурфильм (нечто вроде научно-популярных короткометражек) и комедия. И нужно сказать, что Горький не пропускал буквально ни одной программы.
Обычно всем домом мы направлялись в кинематограф. На моей обязанности лежало закупать билеты для всех и, кроме того, закупать первые два ряда для каприйских мальчишек. Как только мы трогались из дома, нас окружала ватага юных зрителей. Мальчишки нас приветствовали, шли вместе с нами смотреть программу-одни в первый раз, другие во второй.
Когда на Капри приезжал Шаляпин, то и он ходил с нами в кинотеатр вместе со своей женой.

Что в кино нравилось и что не нравилось Горькому?
С большим интересом он смотрел видовые фильмы. Его очень интересовала цейтраферная съемка-например, распускание цветка; ему нравились комедии Пренса, Макса Линдера. Ранние комические, где показывались всякие гримасничающие уроды, ему не нравились.
Горький не любил картин Глупышкина. Он очень интересно мотивировал это: ему не нравился Глупышкин не потому, что он не любил гротесковые вещи, а потому, что эти комические остановились на полдороге. Вообще-то Горький любил эксцентрику, говорил, что в эксцентрике он видит новый подход к отражению жизни: реальные вещи доводятся в эксцентрическом произведении искусства до своего отрицания. Пренс ему нравился тем, что разрабатывал комические ситуации, а не внешние трюки.
А. М. Горький и В. И. Ленин, когда он приезжал на Капри в 1908 году, с удовольствием смотрели комедию Пренса о добродетельном воре, у которого были больные дети. Доктор рекомендовал отправить детей на море. Пренс сейчас же идет на телеграф и отправляет сообщение жене: «Дорогая, будь спокойна, я достал деньги, мы отправим детей на море». Выйдя из телеграфа, он встречает какого-то еще более несчастного, чем он сам, человека, отдает ему деньги, возвращается на телеграф и опять сообщает жене: «Дорогая, произошли некоторые перемены, денег пока нет, но; ты не беспокойся — я достану, все будет хорошо».
Очень хорошо А. М. Горький относился и к цирку. Он любил не клоунов разговорного жанра, а всевозможных эксцентриков, жонглеров и одно время увлекался французской борьбой. В 1915 — 1916 годах в цирке выступал замечательный итальянский клоун Пишель-он работал в плане эксцентрики. Этот артист очень нравился Горькому, так же как и жонглер Растрелли-красивый молодой парень, великолепный мастер своего дела. Горький говорил, что его увлекают культура тела и движения, доведенные до совершенства.
Детективных фильмов в то время было мало. Вестерны в большом количестве появились позже. Демонстрировались главным образом драмы, которые мало нравились Горькому. Особенно он был возмущен одной французской комедией, сделанной по сюжету пьесы Скриба «Стакан воды». В этом фильме все было сведено к двум-трем внешним ситуациям, и от комедии Скриба ничего не осталось. Обычно драмы тогда делались на 200 — 300 метров. Это было в 1910 — 1911 годах.
В то время на Капри снималась и затем демонстрировалась с большим успехом картина «Тиверий» — она шла в кинотеатре не два дня, а целую неделю подряд. Фильм о развратном римском императоре ставила фирма «Чинес». Это была по тому времени грандиозная историческая постановка, но она, конечно, не могла идти в сравнение с такими вещами, как «Мацист», или более, поздними немецкими или итальянскими фильмами. Однако по тому времени это была большая постановочная картина.
Правда, на Капри удалось снять немного: развалины представляли собой только фундаменты и нижние этажи древних зданий. Главным образом использовали каприйский пейзаж. Актеров участвовало в съемках мало, зато местных рыбаков одели в исторические костюмы римских сенаторов.. Горький с интересом смотрел эту картину.

В предреволюционные годы Горький сделал попытку организовать киностудию при Московском Художественном, театре. Нет сомнений, что это начинание было тесно связано со всей деятельностью Горького, стремившегося сплотить передовые силы русской культуры в борьбе против декаданса, бульварщины в литературе и искусстве. Киностудия при передовом театре России могла создать в дореволюционной, кинематографии новые традиции, найти новые пути развития молодого искусства, противостоять потоку пошлости и шовинистической пропаганды, заливавшему в то время экраны страны.
Ю. Желябужский не располагал исчерпывающими сведениями по истории этого начинания, но подтвердил, что идея создания студии принадлежала Горькому, и рассказал некоторые подробности этого замысла:
— Я был тогда студентом Политехнического института, учился на кораблестроительном отделении и увлекался фотографией. В. нашей семье, близкой к Художественному театру, обсуждались вопросы театральной жизни, в частности, проблемы режиссуры, актерского мастерства. Обсуждался вопрос о том, что нужно вносить культуру в кинематограф, который тогда очень быстро развивался. Тогда и возникла мысль об организации нового кинематографического дела.
Деньги давал Лианозов; предполагалась постройка кинофабрики во дворе Художественного театра. Моя мать должна была привлечь актеров, режиссеров и вообще мхатовских людей, а Горький должен был привлечь литераторов, чтобы создавались настоящие сценарии. В качестве технолога предполагалось привлечь Л. Б. Красина, который в то время заведовал русским отделением «Симменс-Шукерт». Должен был принять участие в деле и А. Н. Тихонов, и целый ряд людей, связанных с нашей семьей.
Борьбу за культурный кинематограф решили начинать с инсценировки классиков, что, кстати сказать, делали и Тиман и Ханжонков. С другой стороны, хотели создавать и новый современный репертуар по произведениям литераторов, сосредоточенных, главным образом, вокруг «Знания», «Летописи». Из крупных писателей тогда для кино писал только Леонид Андреев. Большинство других относились к кино, как к чему-то второсортному, как к балагану.
Был взят курс на реалистическое искусство: раз в деле участвовал МХАТ, раз намечались в качестве сценаристов писатели круга «Знания», — это определяло прогрессивное направление нового начинания.
Помню беседы о том, что довольно уже терпели безобразия в кино, что нужно использовать его для целей просвещения.
Из прославленных в то время кинематографистов в студии должен был принять участие Максимов. Предполагалось привлечь и мхатовских актеров. Уже тогда шла речь о Качалове, Леонидове, Москвине. Из режиссеров предполагалось пригласить Марджанова.
Насколько я помню, бурные события Февральской революции отвлекли инициаторов создания студии от дальнейших практических шагов.

Ю. Желябужский был одним из пионеров советской научно-популярной кинематографии. В частности, ему принадлежит честь создания картины о добыче торфа гидравлическим способом, — картины, о которой Ленин говорил в докладе на VIII Всероссийском съезде Советов 22 декабря 1920 года следующее: «Нужно всюду больше вводить машин, переходить к применению машинной техники возможно шире. Добывание торфа гидравлическим способом, которое так успешно двинуто вперед ВСНХ, открывает возможность добывания топлива в огромном количестве и устраняет необходимость привлечения обученных рабочих, так как при таком способе могут работать и необученные рабочие. Мы эти машины произвели, я лично советовал бы товарищам делегатам посмотреть кинематографическое изображение работ по добыванию торфа, которое в Москве было показано и может быть продемонстрировано для делегатов съезда. Оно даст конкретное представление о том, где одна из основ победы над топливным голодом».
Историкам кино было известно, что Горький имел некоторое отношение к созданию фильма о Гидроторфе, но только автор этого фильма знал обстоятельства, при которых возникла мысль о съемке картины.
В изложении Ю. Желябужского история возникновения замысла и его воплощения выглядит так:

— Я жил тогда на Страстном бульваре. Рядом жил Дубовский — автор архитектурного проекта Шатурской станции. Как-то раз Дубовский обратился ко мне с таким вопросом: «Идет строительство огромной станции, уже начата добыча торфа, который послужит топливом для будущей станции. Очень хотелось бы всю эту работу заснять для кино. Мы обращались в Наркомпрос, но никаких результатов не добились. Нельзя ли все же каким-то образом произвести съемку?»
Я ответил, что сделать это очень просто: нужно только купить пленку, пригласить оператора и дать ему инструктора. «А вы взялись бы за это дело?» — спросил Дубовский. Я ответил, что взялся бы за съемку. И через три-четыре дня в сопровождении инженера-инструктора я выехал, на строительство. Там я познакомился с Винтером.
Когда я вернулся с материалом, первый, кого я встретил, был тогдашний руководитель кинематографического дела тов. Лещенко. Он сказал, что В. И. Ленин уже несколько раз обращался к нему по поводу того, чтобы заснять стройку электростанции.
Лещенко сейчас же позвонил Ленину с сообщением, что оператор Желябужский ездил на Шатуру и все снял. После этого Лещенко был уверен, что я что-то понимаю в торфе, поэтому, когда инженер Классон осенью обратился к нему с просьбой снять работу Гидроторфа, Лещенко поручил эту съемку мне. Я выехал и снял работу первого деревянного торфососа и все новые опыты добычи торфа гидравлическим способом.
Через два-три дня после моего возвращения в Москву приехал А. М. Горький. Когда мы увиделись, он стал расспрашивать меня о том, чем я занимаюсь. Горький просил рассказать обо всем подробно, что я и сделал с пылом и жаром, полный еще самых непосредственных впечатлений. Я рассказал о том, как механизированы самые трудоемкие процессы по добыче торфа. Горький мне сказал, что расспрашивает меня не случайно, и что Красин также считает гидравлический способ торфодобычи большим делом, но часть старых специалистов ориентируется на прежние способы добычи, собственно говоря, ручные.
— А нельзя ли было бы все эти материалы показать Ильичу? — спросил Горький.
— Показать можно, но у меня еще не сделаны надписи.
— Ну, это не важно, ты сам все расскажешь.
И вот вскоре в Кремле состоялся просмотр. Я показал материалы, снятые на Шатуре и на другой станции. Таким образом, получилось наглядное сопоставление двух способов добычи торфа.
В зале на просмотре присутствовали слушатели кремлевских командных курсов, почти весь состав Малого Совнаркома, были Бонч-Бруевич, Горький, Классон и специалисты по торфу.
Я сидел между А. М. Горьким и В. И. Лениным и сопровождал показ объяснениями, причем В. И. Ленин просил «провозглашать» как можно громче, чтобы слышали все. Во время просмотра слышались реплики со стороны гидроторфовцев и цуторфовцев. По окончании сеанса тут же в зале развернулась оживленная дискуссия между представителями Гидроторфа и Цуторфа, причем Ленин не только не останавливал, а, наоборот, даже «подстрекал» участников к острой полемике. Наконец, когда представитель Цуторфа сказал: «Все это хорошо в теории, а торфа у вас на полях нет», Ленин спросил меня о том, где сняты штабеля, которые все видели на экране. «На Гидроторфе», — ответил я. Владимир Ильич поблагодарил всех, быстро повернулся и ушел.
Прошло всего несколько дней, и было принято постановление Совнаркома о выделении Гидроторфа в специальную организацию, во главе которой был поставлен Классон, и создана комиссия для быстрейшего продвижения заказов. После этого дело пошло полным ходом, и уже в следующем году на Гидроторфе работало шесть металлических торфососов. В то время это имело огромное народнохозяйственное значение. Ленин нашел нужным упомянуть об этом в своем докладе на VIII съезде Советов.
Обращаясь к делегатам, Ленин говорил о добыче торфа гидравлическим способом и добавил, что кинематографическое изображение может быть показано делегатам съезда.
Через день в Колонном зале специально для делегатов съезда был показан мой фильм «Надо уметь использовать свое богатство». Фильм рассказывал об электростанциях, работающих на различном топливе, в том числе на одном из самых выгодных — на торфе. В картину были включены также снятые Эдуардом Тиссэ кадры, в которых запечатлена закладка Шатурской электростанции.
Ленин дал указание широко поставить пропаганду нового способа торфодобычи, показывать всюду фильмы о торфе и сопровождать сеансы лекциями. Поэтому в составе Гидроторфа был образован отдел производственной пропаганды, которым ведал я.

В 1919 году Ю. Желябужский (вместе с А. Саниным) создал фильм «Поликушка» по Л. Н. Толстому. Фильм этот имел успех и у нас, и за рубежом, в частности, в Германии, где Горький и смотрел его. В связи с просмотром «Поликушки» Ю. Желябужский встречался с Горьким в Берлине. Беседы с Горьким касались не только «Поликушки».
Ю. Желябужский рассказывает:

— Интерес Горького к кинематографу в это время не только не ослабел, но, я бы сказал, еще более усилился. Каждый раз, как он приезжал в Берлин, он обязательно шел в кинематограф. Мы вместе смотрели тогдашние-немецкие фильмы.
В те дни французские войска оккупировали Рур. В ответ на это одна из немецких фирм выпустила фильм реваншистского характера «Вахтам Рейн». После окончания сеанса зрители-шовинисты стоя запели милитаристский гимн.
Выходя из кинотеатра, Алексей Максимович сказал:
— А придется нам с ними еще драться. Горький почувствовал угрозу возрождения милитаризма в этой стране.
В то время был подготовлен к выпуску фильм «Поликушка» по Л. Толстому, — я был оператором этой картины, и мне хотелось показать Алексею Максимовичу свою работу. Я — показал ему фильм, к фильму Алексей Максимович отнесся положительно. На него произвела большое впечатление реалистическая игра актеров, — и не только Москвина, но и исполнителей второстепенных ролей. Алексей Максимович отметил правдивость фильма.
В тот день он говорил о значении глубокой художественной правды в искусстве, в частности в кинематографе, о том, что она даст кинематографу большое будущее. В «Поликушке», по его мнению, были показаны характеры людей, внутреннее действие, эмоции, а не чисто внешние коллизии.

Следующие вопросы, поставленные в беседе, касались работы Горького над киносценариями, в частности над сценарием «Степан Разин». Я спрашивал также о том, как относился Горький к дореволюционной постановке фильма по опере «Псковитянка», верны ли сведения, что писатель имел к ней какое-то отношение. Много кривотолков в кинематографической среде было и об отношении писателя к экранизации его повести «Мать» кинодраматургом Н. Зархи и режиссером В. Пудовкиным. Распространялись слухи, будто Горький относился неодобрительно к немому фильму «Мать».
Воспоминания Ю. Желябужского и принимавшего участие в беседе М. Алейникова дали ценный материал по этим немаловажным для истории кино вопросам.

— Относительно сценариев А. М. Горького. Не помню, какая фирма обратилась к нему с просьбой написать сценарий «Степан Разин». Он рассказал мне об этом, когда я ездил к нему в Германию. Тогда, между прочим, я показал Горькому картину «Царевич Алексей», которая понравилась ему.
У Алексея Максимовича были темы, о воплощении которых он мечтал по многу лет. Так, он мечтал написать о Степане Разине, затем — о Василисе Премудрой, о Ваське Буслаеве, о Девке Чернавке. Эти образы его очень привлекали.
По-моему, просьба о написании сценария «Степан Разин» пришла к Горькому через издательство Ладыжникова, — во всяком случае, ни я, ни Алейников к этому никакого касательства не имели. И вот в Германии Алексей Максимович спрашивал моего совета-стоит или не стоит браться за это дело.
Через некоторое время в Берлине Алексей Максимович читал наброски сценария. Отдельные сцены были написаны очень сильно, например, сцена в пещере. Но, когда Горький спросил меня, сценарий это или не сценарий, я ответил, что это, конечно, еще не сценарий, а только канва для будущего сценария, подробдое либретто с интересными, но чисто литературно решенными вещами, что для кинематографа неприемлемо подробное описание хода мыслей, настроений, состояний Разина, которые нельзя показать.
У меня создалось впечатление, что Горький колебался-вести. ему работу дальше, или прекратить. Дальнейшей судьбы этого произведения я не знаю. Видимо, Алексей Максимович не считал сценарий законченным, удовлетворяющим его вполне.
После возвращения Горького из-за границы я виделся с ним гораздо реже. Однажды я встретил его совершенно случайно. Я ехал в трамвае с кинофабрики по Ленинградскому шоссе и вдруг увидел машину, в которой сидел Горький. Я окликнул Алексея Максимовича, на следующей остановке вышел из трамвая, и мы поехали с ним смотреть Москву, а потом к нему домой.
Он мне сказал тогда, что видел мою картину «В город входить нельзя». Оказывается, Шумяцкий показал ему этот фильм и еще ряд картин, которые считал интересными. Горькому очень понравились Леонидов и Эггерт, а самый сюжет показался не то что надуманным, а не очень оправданным, как он выразился. Я рассказал ему о том, какие мытарства были у меня со сценарием, — Ржешевский создавал чрезвычайно гиперболизированные образы.
Относительно консультации по «Псковитянке».
У Шаляпина был импрессарио, который устраивал его гастрольные поездки. И когда возникла мысль снять Шаляпина в кино, то этот импрессарио заявил ему: «Зачем давать наживаться кинематографистам, когда мы сами можем снять картину». Хорошо помню, что Алексей Максимович отговаривал Шаляпина, разъясняя, что опера-одно искусство, а кинематограф — другое, и нужно, чтобы фильм снимали люди, которые действительно умеют это делать. Но Шаляпина соблазняли большими доходами, и он решил делать картину своими силами. Для этой цели был приглашен в качестве режиссера Иванов-Гай.
Когда фильм был показан, оказалось, что это жалкое, убогое зрелище. Декорации почти не строились, под видом Пскова снимались строения старой выставки на Ходынке. Въезд Грозного, который производил грандиозное впечатление в театре, в фильме выглядел весьма жалко.
Когда после просмотра мы вернулись домой, Горький бранил Шаляпина. Картина вышла, но успеха не имела — это было чисто коммерческое предприятие;
Я помню, что в 1915 — 1916 году был разговор о том, чтобы снять Шаляпина в роли Дон-Кихота. Шаляпин работал над этой ролью, когда жил на Капри, и Алексей Максимович очень много помогал Шаляпину. Он давал ему множество книг — у Шаляпина были собраны всевозможные рыцарские романы, чтобы он мог глубже войти в атмосферу времени.
По вечерам велись дружеские беседы об образе Дон-Кихота и эпохе Сервантеса, что помогло Шаляпину создать действительно классический образ Дон-Кихота. Но кому принадлежала мысль об экранизации «Дон-Кихота» - не помню.

Затем беседа коснулась отношения А. М. Горького к экранизации повести «Мать».
М. Алейников сообщил:

— Когда Н. Зархи взялся писать сценарий «Мать», мы хотели командировать его к Горькому, но Алексей Максимович ответил, что ему трудно будет заниматься сценарием и что он дает согласие на экранизацию. Когда сценарий был написан, мы отправили его Горькому и никаких замечаний от него не получили, но через Марию Федоровну он передал, что возражений не имеет. Мария Федоровна дала очень хорошую аттестацию сценарию, и, когда картина вышла, Горький был ею доволен. Я знаю об этом со слов Марии Федоровны.

В этой беседе Ю. Желябужский припомнил еще одно интересное обстоятельство.

— Горький, который был инициатором создания серии романов о молодом человеке, говорил, что хорошо было бы эту серию также и экранизировать.

Последний, вопрос я сформулировал следующим образом: «Как Вы расцениваете легенду, все еще имеющую хождение среди кинематографистов и литераторов, о якобы отрицательном или равнодушном, отношений Горького к кино?»
Ответ Ю. Желябужского был кратким и исчерпывающим:

— Горький всегда положительно относился к кино, и легенда о его отрицательном отношении к кинематографии — чистое недоразумение.

Вайсфельд И. Горький и кино // Искусство кино. 1958. № 3. С. 128-133.