Внешние совпадения «Гармони» с «Землей», сразу бросающиеся в глаза: нива, подобная морю под ветром, сцена жатвы с молодыми задорными женскими лицами, данными в энергичном монтаже, кулацкий сын, в финале мечущийся кругами в бессильной ярости по полю, разбрасывая снопы, песня, буквально сметающая его с лица земли, финальная пляска, снятая рапидом, напоминающим о торжественном эпическом ритме. Язык высокой поэзии — поэзии единения сил общественных и природных. Закономерность применения этой системы художественных средств в «Гармони» тем более не вызывает сомнений: опора на обрядовое действо делает совершенно естественным стихотворный текст и переход его в пение. Поэтому, быть может, как нельзя более уместна в «Гармони» довженковская поэтика, что оправдывает условность экранного мира, помогает дистанцироваться от сиюминутной злободневности в отличие от фильмов, перечисленных выше: на экране создается откровенно утопическая реальность, образ грядущей гармонии.<...>

Фактически все творчество Савченко — борьба со своим героем, попытка всеми силами избавиться от него. Отсюда любопытная особенность савченковских картин: за исключением «Богдана Хмельницкого» ни в одной из них в центре нет подлинно масштабного характера при всей эпичности, одической приподнятости авторской интонации. (Впрочем, и в «Хмельницком» дело спасает лишь невероятный, неукротимый актерский темперамент Николая Мордвинова). Фактически, это попытка уйти от необходимости снимать своё — авторское — кино. Попытка, завершающаяся «Тарасом Шевченко», где тенденция потерпела полное поражение, а художник одержал победу, стоившую ему жизни. Художник, в «Гармони» настойчиво убеждавший своего героя, что ход бытия непреложно разумен и очевиден, что подлинным героем его только и сделает полное включение в этот ход, в этот ритм; режиссер, каждой последующей картиной славивший непререкаемую, вне усилий героя лежащую закономерность, — в последней картине своей воспел мученика и страстотерпца, ценой нечеловеческого усилия и нечеловеческой стойкости открывающего людям глаза на смысл бытия в условиях, при которых без его личных усилий этому смыслу грозит полная утрата. Героя, совершающего то же, что двумя десятилетиями раньше пытался свершить Василь Трубенко, герой фильма «Земля».

Е. МАРГОЛИТ «Заклинание эпосом» // КЗ. 1992. № 13