«Журналистика — моя единственная профессия. Сейчас я занимаюсь киножурналистикой, документальным кино. Это моя основная работа, которую я очень люблю. Получил пять премий за свои работы в документальном кинематографе. Три из них — международные. Сам не скажешь — никто ведь не узнает» (Юрий Иосифович Визбор, из публичного выступления). ‹…›

Михаил Анатольевич Рыбаков — режиссер докумен­тальных фильмов «Спуститься с Чегета», «Диалоги в Полоцке», «Приближение к небу», «Весна приходит с севера».

Вот вы спраши­ваете про «Диалоги в Полоцке», а для меня «Диалоги» связаны с рок-оперой «Джизус Крайст — суперстар», потому что Юра привез в Полоцк магнитофон с ее записью, и мы все дружно переводили ее, даже съемки на время забросили. А поскольку Юра лучше всех знал английский язык, это больше всего походило на уроки, которые он сам и проводил. Замечательно было. В жизни запо­минается не основное течение событий — ну, Боже мой, кому сейчас нужны эти фильмы... ‹…›

Сергей Арамович Григорян — оператор документаль­ного фильма «Челюскинская эпопея»

Сценарий был написан Юрой, он давно занимался Севером и очень интересовался челюскинцами. А идея была — пройти по тем местам, найти людей, поговорить с ними, и вообще оценить с теперешних понятий, нужна ли была эта эпопея? Ведь оказалось, что корабль не был подготовлен к таким переходам, ему вообще там нечего было делать. Многие говорили, что это самоубийство. Говорили даже, что это Сталин настоял пройти к Северному полюсу во что бы то ни стало, хоть на деревяшке. И как трагически все кончилось, а представляется — героическим подвигом.
Три месяца мы провели на Севере, жили с Юрой в одной каюте — капитан ее нам уступил. Когда выходили в чистые воды, в Тихий океан, уже месяц плыли, попали в шторм страшный, и ледокол, как Ванька-встанька, раскачивался. Вся группа у нас болела страшно, режиссер вообще не вставал. А мы с Юрой удивительно прекрасно себя чувствовали, есть только хотелось постоянно. Так мы шторм сняли из иллюминатора. ‹…› ...я как сейчас помню: привяжемся к столбу (у нас столбики специальные сделаны были) и беспрерывно жуем чеснок с черным хлебом. Или еще помню — тоже шторм начался, а мы сидели в музыкальной комнате и Юра на пианино что-то наиг­рывал, и вдруг его кресло, на крючке привязанное к полу, со­ рвалось, и он, не доиграв, уехал на другой конец каюты. Вот в таких условиях работали. ‹…›

Из дневника Юрия Визбора (январь, 1974 год)

Смотрел по ТВ все синхроны по картине «Челюскинцы».

Март, 1974 год.
«Работал 12 часов в монтажной. Сплю с димедролом. Работал 13 часов в монтажной.
Смотрел „Тиль“. Очень интересно. На худсовете в театре выступил в защиту „Тиля“. Работал целый день над текстом к „Челюскинцам“. Из-за этой картины потерял в этом году горы! Проклятый день, когда я согласился! Ни нервов, ни времени уже не вернешь. ‹…›
Сдавали картину, немой вариант, был худсовет. Картину не приняли, кто-то сказал, что это „материал“. Защищали Зеликин и Дмитриев.
Целый день не выходил из дома, переделывал текст к „Челюскинцам“. Позвонил Марк, предложил написать пьесу о войне и комсомоле». ‹…›

Герман Эммануилович Фрадкин — документальный фильм «Доктор» (1976 год)

Сценарии у Юры были замечательные, интересные всегда, кроме тех случаев, когда его вынуждали делать официоз. Юра узнал, что я занимаюсь детским кино и предложил мне делать картину о хирурге Долецком Станиславе Яковлевиче. Надо сказать, что Станислав Яковлевич очень нежно к Юре относился, что, конечно, отразилось и на картине. Мы попаслись немножко в больнице, пожили там, потом Юра начал писать сценарий. Делал он это высокопрофессионально, четко. Всегда было понятно, чего он хочет. Он молодчина в этом смысле. Картину мы сняли, сложена она была удачно. И тут Юра сказал, что хочет сам читать дикторский текст. Я возражал. Тогда он произнес одну смешную фразу, которая меня вначале немножко задела. Он сказал: «Сынок! Ну я-то знаю, кто должен читать дикторский текст». А когда картина была сделана, я понял, что он был прав. ‹…›

Сергей Евгеньевич Толкачев — режиссер, Юрий Алексеевич Завадский — оператор докумен­тального фильма «Хлеб легким не бывает»

‹…› очень помогало в работе — то, что все знали Визбора как автора песен. Например, мы долго не могли подобрать ключа к Краеведческому музею, нам надо было там снимать. И вот однажды мы пришли туда, и Юра устроил такой импрови­зированный разговор. В результате собрались все сотрудники музея, часа три он с ними разговаривал. А потом директор к нам подошел: «Вы, — говорит, — нам списочек составьте, что вам нужно». И нас везде пустили.

Мы там даже сняли царские монеты, фотографии казаков тех времен, которые никому не давали, нам любые стенды открывали. Потом случай с академиком Никоновым. Это настоящий русский интеллигент, очень скромный че­ловек. С ним было очень тяжело на съемке, и вот Юра опять-таки завел с ним разговор. Причем Александра Александровича ин­тересовали, в основном, Юрины песни. Он их называл романсами: «Вот такой-то романс мне у вас очень нравится». Юра незаметно стал переводить разговор на тему нашего фильма, это очень тогда помогло, разговор состоялся.

Вначале у нас в группе был полный сумбур. Мы с Юрой Завадским снимали картину совершенно не по сценарию, и когда отсматривали материал, не могли понять, о чем же все-таки мы снимаем фильм. И вот когда Юра приехал в Ставрополь, мы сняли лучшую беседу с Горбачевым. Нам хо­телось, чтобы разговор был человеческий, у нас это, на мой взгляд, получилось. А на следующий день рано утром мне звонит в номер Юра: «Приходите с Завадским ко мне. Есть разговор». Он нас собрал и говорит: «Ребята, я сегодня понял, как должна называться картина». Это значило, что найден драматургический ключ к материалу. «Картина должна называться „Хлеб легким не бывает“». Ну, нечего говорить, что мы приняли название «на ура». И все сразу встало на свои места, нам сразу стало понятно, что нужно снимать, чего у нас не хватает. Потом уже, когда мы сдавали фильм, это название шло как флаг, впереди. Я бы даже сказал, что эта фраза «хлеб легким не бывает» была в какой-то степени в характере Юры, потому что в общем-то она была песенная, лирическая и по сути своей очень точная. Я думаю, во многом благодаря этому названию картина состоялась.

А потом наш фильм положили на полку. Дело в том, что за день до сдачи мы узнали о назначении Михаила Сергеевича секретарем ЦК КПСС по сельскому хозяйству. И он был переведен в Москву. Как человек скромный, он сказал, что его в картине «очень много», и в нынешней ситуации показывать ее неудобно. Поэтому наш фильм показали всего один раз по «Орбите», на Дальний Восток, чтобы нам с Юрой заплатили деньги, а картина легла на полку. ‹…›

Валентин Федорович Волосатов — ассистент ре­жиссера документального фильма «Мурманск-198»

Арнольд Алтмяэ был тогда уже известный режиссер, он сделал несколько хороших работ об острове Сааремаа, о рыбаках, и вообще он был режиссер морской темы. Мне кажется, это была Юрина идея — пригласить его. Видимо, они были знакомы раньше, у них сложились хорошие отношения. Мы созвонились с Мурманском, там нам предложили флагман атомной ледовой проводки, самый последний, самый мощный ледокол «Сибирь». Пошли без Юры. ‹…›

Потом в Ленинграде снимали, там мы очень много времени пробыли и много плёнки угробили. На ледоколе дошли до Диксона, вернулись, в Москве проявили материал. Юра его посмотрел: «Ну что вы, ребята, совсем не то: ни каравана судов нет, никаких работ, полно Ленинграда, где молодежь пьет». И очень жестко поставил вопрос — поменять оператора. Так возник Борис Павлов — оператор из АПН, снимал он очень хорошо, быстро находил нужный ракурс, Юру очень устраивал. По-моему, они раньше тоже знакомы были.

Прилетели мы в Мурманск в конце июля 1979 года.

Юра сразу же пошел к начальнику Мурманского пароходства, и тот сказал ему: «„Сибирь“ уже в рейсе, а есть ледокол „Капитан Сорокин“, финской постройки. Устроит?» — «Конечно, очень хорошо».

На «Сорокин» нас взяли с удовольствием. Юра жил рядом с каютой капитана, на самой верхней палубе. Сначала мы снимали в мурманском порту, вот там песня на стихи Шубина хорошо легла. А как только вышли из Мурманска, Юра стал с гитарой кочевать по каютам, его все время приглашали, чтобы песни записать. И потом в течение всей экспедиции из разных кают, иногда одновременно, доносился его голос.

Вот у этих Белужьих островов мы проходили место, где много наших моряков погибло, там «Сибиряк», по-моему, оборонял берег от фашистского миноносца. Юра попросил, чтобы на том месте, проходя мимо этих островов, ледокол дал гудок, а сам он сделал объявление для молодых моряков, что во время войны здесь героически сражались и по­гибли наши моряки. Так, кстати, возникла песня «Фотографии на память». Надо сказать, что Юра не предполагал, что всю картину он сделает под песни. Первый раз фильм мы показали в «глухом» варианте, тогда его не приняли. И Шергова, которая была на этом просмотре, сказала: «Юра, картина получилась какая-то очень уж традиционная». А Муразова предложила: «А что, если сделать по-другому. Вот ты — журналист с гитарой - пошел вместе с моряками на ледоколе и рассказываешь об этом». Тот редкий случай, когда начальство помогло. Вот так родилась идея доснять начало картины, когда Юра в Москве, в своей квартире, сел с гитарой и начал рассказывать: «В своей профессиональной работе я пользуюсь...» — и так далее. Сразу же песни появились, он пригласил на фильм Сергея Никитина как композитора. Это было полностью авторское кино, поэтому все сразу встало на свои места.

В новом варианте картину приняли тут же. Потом в Риге, на Международном фестивале «Человек и море», она получила приз «Трезубец Нептуна», во «Времени» был сюжет о вручении приза сценаристу. Картина получилась не про тяжелый труд, хотя и он, конечно, присутствовал, а про романтику моря, что Юру особенно привлекало самого. ‹…›

Самарий Маркович Зеликин — режиссер фильма «По­бедная весна» (1984)

‹…› кроме всего прочего, очень здорово знал историю, новейшую историю. Поэтому, когда мы взялись за цикл «Стратегия Победы» о войне, это было его, как для него создано, он с удовольствием «купался» в этом материале. ‹…› Есть люди, которые рассказывают о борьбе человека со стихией — это всегда драматично, и есть люди, которые рассказывают о борьбе людей с людьми. Юра всегда рассказывал о борьбе человека со стихией, это его подлинно привлекало.

Помню, с оператором Мелетиным ездили к Юре на дачу. Работать с ним было легко, в нем была нужная доля самоуве­ренности, он нелегко уступал, но ему можно было доказать что-то. Юра был упрям в необходимых пределах, без такого упрямства просто нет творческого человека, понимаете? Работать мне с ним было легко ещё и потому, что, когда мы делали «Стратегию Победы», были с ним абсолютными единомышленниками. Хотелось протянуть в этот фильм как можно больше «неофициоза», хоть что-то нормальное, хоть что-то, имеющее отношение к жизни. Более-менее нам это удалось. Здесь, конечно, большая Юрина заслуга: и отбор материала, и попытка хоть чуть-чуть реаними­ровать этот «труп», сделать так, чтобы «руки-ноги двигались». Сдавали мы картину уже без Юры... 

 

Визбор Т. «Здравствуй, здравствуй я вернулся!..». М.: ГКЦМ В.С. Высоцкого, 1996.