Если вдуматься в его на первый взгляд благополучную судьбу — Герой Социалистического Труда, народный артист СССР, не страдавший от недостатка правительственных наград, — то за всем внешним блеском проглянет глубокая драма. Кадочников был талантливейший артист перевоплощения, замечательный эксцентрик, который эту сторону своего дарования так и не смог до конца реализовать. Драматический парадокс всей его актерской судьбы состоял в том, что любой штрих, блестяще обнаруженный им в создаваемом образе, тут же начинал нещадно эксплуатироваться.

Его открыли для экрана Юткевич и Эйзенштейн. У Мастера он сыграл одновременно целых три роли, сыграл чудесно, филигранно, поразительно, обнаружив замечательно зрелое актерское мастерство, крепкие профессиональные мускулы, дарование черкасовского полета, которое, конечно же, следовало развивать и обогащать. Но, может быть, из-за беды, которая приключилась с «Иваном Грозным», а может, из-за чего-то более общего эта острая характерность, клоунадность (один из высочайших показателей актерского мастерства) Кадочникову больше практически не понадобились — конец 1940-х годов прочно перевел его на рельсы социального положительного героя. Начал Барнет в «Подвиге разведчика», подхватили режиссеры гораздо более слабые. Из одной принципиальной удачи возникла череда полуудач, большая творческая натура застыла, обслуживая однозначное амплуа. Буксовала эпоха, буксовало искусство, а вместе с ними — и артист, своей судьбой зеркально отразивший траекторию времени.

Мощный толчок дала Кадочникову работа с Хейфицем в «Большой семье». Кадочников сыграл недотепистого, нежного, немножко смешного человека. Наметился новый поворот темы, и, казалось, сейчас… Но опять последовал ряд похожих ролей. А потом — на долгие годы — отсутствие настоящей работы. Кадочников не мог существовать маленькими ролями и концертами, пытался найти себя в режиссуре. Как актер по-новому — и вновь ярко характерно — он открылся в фильмах Н. Михалкова и А. Михалкова-Кончаловского, разглядевших подлинную суть его таланта, глубокого и многообразного в своей эксцентричности: Увы, это случилось так поздно…

Поразительно, как не умеем мы ценить свое национальное достояние! Вдуматься только: Черкасова отправили на пенсию, вынужден был оставить работу Толубеев. Кадочников — еще один в этом прекрасном, но грустном ряду.

Мы не можем не ощущать вины перед большим, от бога, талантом, которым восхищался Эйзенштейн, называя «волшебником» и «оборотнем», и который любили люди.

Герман А. П. П. Кадочников // Искусство кино. 1988. № 10.