В «Нежном возрасте» Сергея Соловьева, фильме цветистом, барочном, аттракционном, по-сегодняшнему крутом (хотя в глубине его — плотный культурный слой, структура классического романа, отечественная поэзия от Тютчева до обериутов). Долой романтику! Рядом с Парижем-сновидением, Парижем-мечтой, рядом с родной и уютной Москвой — пейзаж Чечни: хлюпающее, топкое месиво грязи. Герой (Дмитрий Соловьев), чей «нежный возраст» мы прослеживаем на экране с раннего детства, в трудный момент своего несчастливого любовного романа решил по примеру благородных русских людей XIX века отправиться добровольцем на Кавказ.

Там в бессмысленной бойне убивают военрука (Сергей Гармаш). Чокнутый реликт героического «совка», военрук, этакий постаревший Алейников — один из немногих персонажей, пользующихся полным доверием авторов (Сергея и Дмитрия Соловьевых).
Соловьев не удостоил Кавказ экспедиции, «Чечню» снял в подмосковном Алабине. Критики попеняли режиссеру за это. Но, думается, маэстро, который в «Ассе» воскресил зимнюю Ялту на уровне зимней Венеции из хемингуэевского «За рекой, в тени деревьев», знает, что такое подлинная натура в кино. Да и деньги нашлись бы, студия «ТриТэ», где делали «Нежный возраст», могла бы раскошелилась (Соловьев рассказывал, что Никита Михалков отдал «Нежному возрасту» все деньги от национального проката «Сибирского цирюльника»). Наверное, Чечня задумана в Подмосковье, потому что Ивану Громову на Кавказе не доведется сразиться ни с гордым всадником, ни с чеченским боевиком. Его стукнет по голове, да так, что он очутится в госпитале, спущенный с вертолета российский гуманитарный груз. Точка.

И после такого смелого антикавказского демарша — банальный Париж?
Соловьев (и его супер-оператор Павел Лебешев) не удержался от открыточного Нотр-Дама, хотя «престиж» Парижа несколько подмочен историей русского эмигранта-парфюмера, закупающего на своей исторической родине фекалии для духов (это все-таки слишком прямолинейно). Но Париж нужен Соловьеву для другого.
Иван Громов оказывается в Париже у своей возлюбленной (всю жизнь в нее влюблен) после того, как в кадре резал вены бритвой покойного деда-советского генерала, истекал кровью, но бабка ворвалась в ванную и спасла.
Тогда Иван помчался в Париж, и там «в комнате с золотым потолком» (о ней с детства тоже мечтал) состоялась его свадьба с прекрасной Леной.
Но пусть не обманывает предложенный нам happy-end! Финальная сцена — за гранью Митиной быстротекущей жизни, она происходит не на парижских Елисейских полях, а в настоящем Элизиуме.
Дело в том, что один из персонажей по ходу действия фильма произносил стихотворные строки:
Душа моя — Элизиум теней.
Теней безмолвных, светлых и прекрасных.
Ни помыслам годины буйной сей.
Ни радостям, ни горю не причастных, —
после чего бедолага-герой задает всем и каждому вопрос: «Что такое Элизиум?» Кроме одного предположения, что, наверное, это — лекарство, никто не знает.
Но зато знает Сергей Соловьев. И потому в свой последний фантастический интерьер с золотым потолком на свадьбу молодой пары привел и умерших героев картины (деда-генерала в советских орденах и убитую паханом одноклассницу-проститутку), и — под песню Бориса Гребенщикова (певец сам за фоно) — всю группу «Нежного возраста» и себя самого.
Это — уход. Уход от нашей реальности с ее символом — чеченской грязью — в реальность виртуальную, в прекрасное, в поэзию — в Элизиум теней.
Зоркая Н. Кавказские пленники на рубеже тысячелетий // Киноведческие записки. 2004. № 67.