
Алла Демидова всегда была очень хорошей актрисой, но с ней случилось несчастье — ее признали великой. И закружился этот привычный глазу и уху сегодняшний жужжащий хоровод: «великая! великая! великая!». И она как-то сдалась на его милость — стала нести себя на котурнах, теряя при этом и органику, и подлинное ощущение живой жизни. Актерский мир ее начал неуклонно герметизироваться — стала появляться... нет, не манерность, а холодность, псевдозначительность, неорганичность. 90-е годы не стали ее эпохой, в отличие от 70-х, когда она в своем творчестве воплощала приоритет интеллекта и духовного аристократизма над иными, уже набившими оскомину ценностями и псевдоценностями. С ее образом на экран входил мир забытый, мир иной культуры, мир ХIХ века, потерявший и похоронивший своих богов — даже отдаленный образ его начал стираться в цивилизации масс и идеологий, но с появлением Демидовой — возвращался. Даже когда героини Демидовой проявлялись на пространстве современности, они несли за собой эту тень — их буквально выталкивало в мир прошлого — в высокую культуру — из нее они черпали свою духовную энергию — и в «Дневных звездах», и в «Визите вежливости», и даже в «Зеркале» (где у Демидовой — всего несколько фраз).
А потом вдруг она выпала из реальности — и даже не в прошлое, а в какую-то туманно-мифологическую сферу, сочетающую в себе элементы авангарда и античности — в нечто умозрительно-дохристианское. Оно, конечно, и та сфера имеет место быть в искусстве, но здесь, на новом пути актрисы, у нее стала обнаруживаться и некая новая духовная энергия — не стоицистского преодоления реальности, а чуть ли не открытого противостояния ей: хочу и буду жить в своем воздушном замке, а вы мне с вашими заботами и треволнениями — неинтересны! Но любая замкнутая сфера порождает если не бесов, то фантомов, она начинает задыхаться без прилива живых токов, в отсутствие диалога. И Демидова, подобно кораблю-призраку, стала удаляться в свои туманные дали, иногда лишь как будто нехотя возникая в мире дольнем: вы вспомнили меня, так я вам напомню о себе, спущусь к вам, как Христос в Эммаус — то ли было явление, а то ли привиделось. Ее работы в «Бесах», в «Незримом путешественнике», в «Маленькой принцессе» и являются таким вот напоминанием, обозначая ее присутствие в культуре, но навряд ли являясь художественными свершениями.
И вдруг произошло чудо — сначала в «Письмах к Эльзе», потом — в «Настройщике». Демидова отчасти здесь сыграла пародии на саму себя, совершив прыжок из прежнего своего устойчивого возвышенного равновесия — в неведомое, в неизвестность — и обнаружив не присущую ей прежде тягу к открытому гротеску. Но гротеску особому — лирическому. Обе ее героини являются пленницами своей замкнутой реальности — будь то сумасшедшая из «Писем к Эльзе», живущая в дурдоме, но воображающая себя в абсолютно иной, прекрасно-одухотворенной реальности, или пожилая аристократка советского пошиба, выстроившая себе изящный мирок в своей квартире и вполне им удовлетворенная. «Эльза» так и останется заложницей своего вымечтанного бытия, а героине «Настройщика» реальность отомстит. Но вдруг приведет и ее, и нас вместе с ней к пониманию чего-то большего, откроет в ней, может быть, иные душевные качества, о которых та и забыла давно.
И откроется новая Демидова, поразительным образом раскрепостившаяся и будто отвязавшая себя от невидимого поводка. Думаю, что для актрисы — это ход сознательный и глубоко продуманный — и порукой тому все тот же интеллект, согласно расхожим представлениям, актеру, видите ли, мешающий. Сие, на мой взгляд, глубочайшая неправда, и случай Демидовой, у которой интеллект и талант неотделимы друг от друга, как сообщающиеся сосуды, полностью этот постулат опровергают. Состоялось некое чудо, позволяющее сегодня назвать Аллу Демидову подлинно великой актрисой. Но лучше я этого делать не буду, надеясь на ее новые творческие удачи и открытия.
Шпагин А. Алла Демидова // Культура. 2005. 22 апреля.