В нашем театре все что-нибудь умеют: петь, играть на гитаре, рассказывать веселые истории... Я ничего этого не умею. Это как ужасное ощущение в гостях: сидит в углу унылый пришелец и не может ни тоста произнести, ни анекдота рассказать и чувствует себя каким-то иждивенцем перед ним выступают, его веселят, развлекают, а он бы и посмеялся во весь рот, да неловко как будто он за вход не заплатил. Так и сидит. Чужой, как выразились Ильф и Петров, на этом празднике жизни.

Это особый талант — превращать повседневную жизнь в праздник. Я этого не умею. У меня не много друзей. Трудно схожусь с новыми людьми. Мне всегда кажется, что незнакомые люди ждут от меня большего, чем я могу им дать. Ведь для них помимо меня существуют — так же реально, как и я, — мои роли. А для меня сделанная работа скоро забывается. От нее даже сознательно стараешься быстрее освободиться.
Я принадлежу к несчастным людям, которым мало что нравится. Поэтому редко бываю в театрах и кино. Читаю много, одновременно несколько книг, которые разбросаны у меня дома в самых неожиданных местах; очень много их, например, на полу, возле кровати. Нравится ли мне это? Нет! Очень! Я пробовала себя переделать, боролась с этой разбросанностью, скажем так, — не помогло...
Я очень люблю животных. У меня дома живет кот Вася, которому все дозволено. Похоже, что он, а не я, чувствует себя хозяином в квартире. Я не возражаю. Когда на даче я иду гулять, я всегда беру с собой еду для бродячих собак и окрестных птиц... Я понимаю, что это борьба с невольным одиночеством, идущим от замкнутости характера...
Когда я работаю, кроме работы, меня мало что интересует. Но и сама работа не приносит радости, она, как зубная боль, постоянно при тебе. От нее трудно укрыться даже ночью. И эта вечная неудовлетворенность!
Начало работы над ролью самый мучительный период. Это словно тяжелая болезнь, когда не надеешься на выздоровление.
Наверное, космонавту трудно оторваться от земли, перейти в мир, не подвластный земному тяготению. Так и актеру очень трудно оторваться от своего «я», перейти в вымышленный мир. Причем и там, в другой реальности, невозможно целиком освободиться от себя, от груза своей жизни. Вечное переплетение двух начал: реального мира и вымышленного.
Когда об этом пишут критики или на многочисленных семинарах о законах творчества, модных в последнее время, говорят психологи все кажется так ясно: вот результат, а вот человек, сотворивший этот результат. Но результат — это результат. К творчеству он имеет косвенное отношение. И замысел, облеченный в слова, тоже не есть творчество. Он только касается творчества.
Когда же возникает моя вторая реальность? Как правило, всегда дословесно и как бы в параллель с бытом, что ли. Я кормлю в лесу птиц, смотрю, как нахальные сороки, пикируя, как самолеты, на лету выхватывают крошки из-под носа у растрепанных ворон, — а у меня где-то в уголке подсознания уже забрезжила резкая пластика герцогини Мальборо моей последней роли в фильме «Стакан воды»... Как точно сказал об этом Блок!
«Случайно на ноже карманном
Найди пылинку дальних стран —
И мир опять предстанет странным.
Закутанным в цветной туман!»
Я не нахожу слов, чтобы лучше рассказать о двойственности актерского существования. О переплетении: я — образ и я человек, наблюдающий за жизнью этого образа. И не в застывшей постоянной пропорции, а в постоянном распаде и синтезе, когда одно влияет на другое, одно от другого зависит и иногда так сплетается одно с другим, что трудно отличить, где какая реальность. Зато в этой неразрывной двойственности человек встает над своими собственными страданиями, над своим счастьем и несчастьем, над добром и злом, и тогда результат люди видят отовсюду, и он отвечает их собственным желаниям, смутным поискам, страданию и счастью. Тогда мы и говорим о Сопричастности.

К сожалению, к высоким результатам можно прийти только через собственные муки. Жизнь художника чаще всего, в обычном житейском понимании, неустроена, полна неудовлетворенности, истерзана страданиями, вымышленными и реальными, лишена размеренного, спокойного быта. Но зато есть редкие минуты творчества, которые вспыхивают над хаосом повседневности.
И чем выше результат, тем больше счастья этот результат приносит тому, для кого он сотворен, — зрителю и самому творцу — актеру.
В сиюминутной суете и неудачах мы, актеры, порой забываем очевидную вещь: ведь мы же счастливчики — самая тягостная работа нам милее, чем самый легкий досуг! На досуге мы шатаемся как потерянные, и кто не нашел себе побочных занятий, своего «хобби», тому остается, как мне, только преображать досуг в работу.
Демидова А. Вторая реальность. М.: Искусство, 1980.