Первая серия
Извозчичья пролетка с поднятым верхом, дребезжа и раскачиваясь, продвигается мимо Апраксина рынка и Пажеского корпуса к Невскому проспекту.
Глухо цокают копыта по мокрым торцам.
В пролетке два солдата, пожилых, усталых, в старых, видавших виды шинелях. Они пристально вглядываются сквозь пелену мелкого осеннего дождя в проплывающую мимо петроградскую толпу на тротуарах.
Замершая у стены длинная очередь.
Растрепанные субъекты в солдатских шинелях бойко торгуют семечками и яблоками. Извозчик, полуобернувшись к своим седокам и не обращая внимания на капли дождя, стекающие по его дремучей бороде, ведет разговор:
— А что ж союзники-то наши? Они, стало быть, не поддержали?
— Да, союзники! — хмуро усмехнулся тот, что постарше. — Они, брат, чуточку поумнее нас будут! Все норовят под немца не свою, а нашу дурацкую башку подставить... Мол, помри ты нынче, а я погожу! Ну, мы и рады стараться...
Со звоном и грохотом проносится и резко тормошит па остановке облепленный «висельниками» трамвай.
Толпа пешеходов бросается к вагонам. Это похоже на атаку.
Извозчик в ожидании останавливается у толстой афишной тумбы. Пузырятся намокшие афиши: рекламы театров миниатюр и кафешантанов, воззвания партий, объявления о вечерах спиритов и теософов, о концерте поэтов-футуристов, о конце мира, до которого следует посетить сбор Армии спасения.
Три солидно одетых и солидно упитанных господина разглядывают объявления под надежной защитой блестящих шелком зонтов с массивными набалдашниками.
В глазах солдата вспыхивает злой огонек.
— Зачем революцию делали? Чтобы буржуи мошну набивали?
— Наш брат што? — виновато пожимает плечами извозчик. — Спервоначалу-то уж как горячо берем! А потом — в кусты... Ну его, мол, к чертям, надоело... Это што горшок из поганой глины: нагреется в один секунд да в один секунд и остывает!
Трамвай со звоном и лязгом трогается с места.
Пролетка сворачивает на Невский. Седоки с любопытством осматриваются вокруг.
Навстречу, окруженный толпой, медленно движется грузовик, украшенный трехцветными флагами, зеленью и плакатами «Займа свободы». В кузов, под полотнище с лозунгом «Война до полной победы!», набились гимназисты, бойскауты, гимназистки. Они машут флажками и кричат «ура!».
— «До победы!» Гляди, Павлов, сразу видать: герои! — подталкивает один солдат другого.— Их бы вот в наступление пустить... немцы враз бы подрапали!
— Эти што — сосунки... С них чего спросишь! — откликается Павлов.— Вот тех бы на фронт турнуть! Табунами здесь ходят, а там их с огнем не найдешь! — показывает он на группу щеголеватых офицеров, окруживших двух неестественно громко хохочущих девиц. Тротуар, мостовая и сквер перед Александрийским театром густо запружены народом. То тут, то там возникают кучки людей, над головами которых, используя любое возвышение, торчат фигуры самодеятельных ораторов.
Здесь же снуют газетчики, выкрикивая последние известия; жмутся, стараясь сохранить достоинство, безоружные милицейские патрули в штатском, в котелках и шляпах, с красными нарукавными повязками; пробираются рекламные сандвичи с огромными плакатами, на которых с одной стороны изображена девушка, приподнимающая рукой обнаженную грудь: «Невский фарс. Колоссальный успех. Ежедневно — «Девушка с мышкой»; а с другой — канканирующая девица выбросила ногу в лицо бородатому человеку в поддевке: «Спешите видеть! Ежедневно! Троицкий театр — “Тайны Распутина”!» И над всем этим — блестящий от дождя памятник «матушке Екатерине» с мокрым красным флажком в руке.
Извозчик, увлекшись разговором, совсем повернулся к седокам.
Резкий толчок. Женский крик. Мужская брань.
И прежде чем извозчик успевает повернуться, лошадь заворачивает под прямым углом к пролетке.
— Куда прешь, болван?!
Искаженное злобой лицо в офицерской фуражке.
Офицер в бешенстве бросается к извозчику, хватает его за рукав кафтана и, неистово тряся, стаскивает с козел.
— Я тебя научу, образина!
Запутавшись в кафтане, извозчик падает на колени.
— Виноват, барин!.. Помилуйте...
Женщина в костюме сестры милосердия кидается к офицеру.
— Не надо! Ради бога...
Офицер в исступлении отталкивает ее и снова бросается к извозчику...
Но две пары дюжих солдатских рук хватают его за плечи.
Толпа густо окружает место происшествия.
— Прочь руки, хамье! — вырывается от солдат офицер. — Не сметь трогать погоны! Застрелю!
— Вот вам и доблестные защитники отечества!..— патетически восклицает оратор в котелке, стремясь снова привлечь к себе внимание отхлынувших слушателей. — Чем немца бить, они на своего офицера руку поднимают.
— Он сам руки распустил! — выкрикивает из толпы парнишка в рабочей кепке. — Это ему не царский режим!
— Правильно! — иронически восклицает оратор. — Конечно! Не царский режим!.. Свобода?!
— Вы лучше этих сукиных сынов спросите, что такое свобода, — резко поворачивается к оратору офицер. — Дезертиры. Армия истекает кровью, а они по Невскому на извозчиках раскатывают.
Старший солдат угрюмо усмехается.
— Мы-то свою кровь пролили... а теперь ваш черед, ваше благородие... Воюйте! А нам мир давайте. Сепаратный, похабный, какой хотите, да только мир! За ним и приехали.
— Провокаторы! — гремит оратор в котелке. — Немецкие агенты! Арестовать!
— Россию продали! — подхватывает человек в картузе.
— Христопродавцы! — грозит солдатам старушка сморщенным кулачком.
— Большевики! — возглашает оратор. — Серое тесто! Темнота! Стихия! Слепое оружие в руках Ленина!
— Оружие, да верное! — кричит парнишка в кепке.
— Вот-вот!.. — орет торгаш в картузе. — Я давно смотрю на тебя — большевик, сразу видно!
— Да, большевик! А ты мародер!.. И про Ленина — полегче! — поворачивается паренек к оратору. — Побереги котелок!
— А где он, где твой Ленин?.. Нету вашего Ленина! Удрал! Суда испугался! В щель залез ваш Ленин!
И тотчас на ограду, рядом с оратором, вскакивает совсем юная девушка и звонко выкрикивает:
— Ленин — за рабочих, и рабочие — за Ленина!.. Да здравствует Ленин!
— Большевистская шлюха! — кидает ей офицер. А на оратора уже вплотную наступает парнишка в кепке.
— Это ваш Керенский продался капиталистам! Он сам корниловец, ваш Керенский!.. А за Ленина вам рабочие глотку перервут!
— Ах, ты еще угрожать! — взвизгивает оратор. — Молокосос!
И он с силой ударяет парнишку ногой в живот. Парнишка отлетает к ограде и падает, ударившись затылком о чугунный столбик.
Вся толпа, улица, здания перевертываются в его глазах...
Девушка с ограды кидается к нему.
— Вася!
— Хулиган! Мерзавец! — орет толпа.
— Так его! — со злобным удовлетворением кивает торгаш в картузе. — Еще разговаривает, сволочь!
Над пареньком склонилась девушка. Придерживая рукой голову раненого, она поворачивается к толпе.
— Подлецы! — ясно и презрительно бросает она в наступившей тишине.
Солдаты переглядываются и совершенно недвусмысленно приближаются к оратору... Неожиданно перед солдатами возникает странная фигура в крылатке и старой, помятой шляпе, с длинными волосами до плеч, в очках с металлической оправой. Человек решительным движением останавливает солдат и повелительно шепчет:
— Осторожней, товарищи! Рано горячитесь!.. А ну, пошли!
Солдат помоложе недоверчиво смотрит на длинноволосого. Но Павлов решительно кивает головой.
— Пошли, Семен!
Оратор, оставшись без оппонентов, снова завладевает аудиторией.
— Мы дали улизнуть Ленину!.. Даем улизнуть дезертирам и изменникам! Доколе, граждане?.. Доколе правительство будет бездействовать?!
— Правительство!.. — зло подхватывает торгаш в картузе. — Разве это правительство? Тряпка! Большевиков скрутить надо. Иначе они наделают делов!
— Что — правительство? А мы где? — с пафосом восклицает оратор. — Все как один дадим отпор большевикам!.. Арестовать всех немецких шпионов! И в первую очередь — Ленина! Бело-ледяная, торжественно-блестящая мраморная лестница Мариинского дворца. Ни души. Только высоко на верхней площадке, у огромной пустой золоченой рамы с пышной царской короной, застыл, как оловянный солдатик, юнкер-часовой.
В тишине гулко отдается приближающийся издалека размеренный, строевой шаг солдатских сапог.
Из-за колонны появляется предводительствуемая портупей-юнкером смена караула. Чеканя шаг, равномерно покачивая штыками винтовок, юнкера поднимаются по широким ступеням лестницы. Звучит короткая команда. Ритуал веками установленной смены часового... Двое штатских, явно иностранцы, выйдя из-за колонны, останавливаются внизу, с любопытством наблюдая за церемониалом.
Смена юнкеров в том же чуть замедленном ритме двигается дальше.
Иностранцы поднимаются по лестнице и останавливаются на верхней площадке, образующей просторное фойе. Оглянувшись по сторонам и не обнаружив никого, подходят к широким мраморным перилам.
Васильев С., Оттен Н. В дни Октября. М.: Советская Россия, 1957.