Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов

Творчество Высоцкого — это целый ряд ударов молний, это некое подобие грозы. Тут есть о чем думать. ‹…›
‹…› именно своей истовостью, именно своей какой-то сжигаемостью он давал образец совершенно поразительного российского лицедея, русского певца. ‹…›
Когда в 67–68 годах я работал над ролью Мити Карамазова в фильме Пырьева, конечно, прежде всего вчитывался очень в текст Федора Михайловича (и не только в «Братьев Карамазовых»), а кроме этого частенько слушал самые разные песни Высоцкого. Мне это давало какую-то пищу для ощущения безоглядной личности Митеньки Карамазова. Та же, так сказать, неуютность жития, те же чистота сердца и безумие поступков. Простота отношений — и чудовищные нелогичные срывы. Личность Митеньки Карамазова, мне кажется, выявлена Достоевским с поразительной ясностью с начала до конца, от детского восприятия до безумства совершенно сумасшедшего человека. И это не только потому, что он Карамазов, а потому, что очень русская натура. Недавно Виктор Петрович Астафьев в своем «Печальном детективе» написал горчайшие слова: «Так что ж это такое?! То русский мужик отдаст последнюю рубаху, то убьет мать за трояк, потому что ему надо выпить. Что это — русский характер или русское идиотство?!» Действительно, что это — характер или идиотство? В этом же ведь надо разобраться. ‹…›
Вот что я хотел еще сказать, чтобы не забыть: мы с Высоцким не были ни друзьями, ни приятелями. Но на меня при встречах всегда производила впечатление какая-то дружественность — хоть и издалека, но очень крепко это чувствовалось. Шукшин говорил про некоторых: «напрягают глаза». Так вот он никогда не «напрягал» глаза. Даже странно как-то: человек, который ломал привычные благозвучные каноны, был внутренне очень интеллигентным. В нем не было никакой актерской разухабистости, амикошонства, ни расхлябанности. Была какая-то очень хорошая мужская сдержанность. Очень мне это нравилось. 

Ульянов М., Крымова Н. Он был неповторим // Театральная жизнь. 1986. № 14.

Откуда взялся этот хриплый рык? Эта луженая глотка, которая была способна петь согласные? Откуда пришло ощущение трагизма в любой, даже пустяковой песне? Это пришло от силы. От московских дворов, где сначала почиталась сила, потом — все остальное. От детства, в котором были ордера на сандалии, хилые школьные винегреты, бублики «на шарап», драки за штабелями дров. Волна инфантилизма, захлестнувшая в свое время все песенное творчество, никак не коснулась его. Он был рожден от силы, страсти его были недвусмысленны, крик нескончаем. Он был отвратителен эстетам, выдававшим за правду милые картинки сочиненной ими жизни. Помните: «...А парень с милой девушкой на лавочке прощается»? Высоцкий — «Сегодня я с большой охотою распоряжусь своей субботою». Вспомните: «Не могу я тебе в день рождения дорогие подарки дарить...» Высоцкий — «...А мне плевать, мне очень хочется!» Он их шокировал и формой, и содержанием. А больше всего он был ненавистен эстетам за то, что пытался говорить правду, ту самую правду, мимо которой они проезжали в такси или торопливым шагом огибали ее на тротуарах. Это была не всеобщая картина жизни, но этот кусок был правдив. Это была правда его, Владимира Высоцкого, и он искрикивал ее в своих песнях, потому что правда эта была невесела.

Владимир Высоцкий страшно спешил. Будто предчувствуя свою короткую жизнь, он непрерывно сочинял, успев написать что-то около шестисот песен. Его редко занимала конструкция, на его ногах скорохода не висели пудовые ядра формы, часто он только намечал тему и стремглав летел к следующей. Много россказней ходит о его запоях. Однако мало кто знает, что он был рабом поэтических «запоев» — по три-четыре дня, запершись в своей комнате, он писал как одержимый, почти не делая перерывов в сочинительстве. Он был во всем сторонником силы — и не только душевно-поэтической, но и обыкновенной, физической, которая не раз его выручала и в тонком деле поэзии. В век, когда песни пишутся «индустриальным» способом: текст — поэт, музыку — композитор, аранжировку — аранжировщик, пение — певец, Владимир Высоцкий создал совершенно неповторимый стиль личности, имя которому — он сам и где равно и неразрывно присутствовали голос, гитара и стихи. Каждый из компонентов имел свои недостатки, но, слившись вместе, как три кварка в атомном ядре, они делали этот стиль совершенно неразрываемым, уникальным, и многочисленные эпигоны Высоцкого постоянно терпели крах на этом пути. Их голоса выглядели просто голосами блатняг, их правда была всего лишь пасквилем. ‹…›
Владимир Высоцкий испытывал в своем творчестве немало колебаний, но колебаний своих собственных, рожденных внутри себя. Залетные ветры никак не гнули этот крепкий побег отечественного искусства. Ничьим влияниям со стороны, кроме влияния времени, он не подвергался и не уподоблялся иным бардам, распродававшим чужое горе и ходившим в ворованном терновом венце. У Высоцкого было много своих тем, море тем, он мучался скорее от «трудностей изобилия», а не от модного, как бессонница, бестемья.
Ему адски мешала невиданная популярность, которой он когда-то, на заре концертирования, страстно и ревниво добивался и от которой всю остальную жизнь страдал. Случилось удивительное: многие актеры, поэты, певцы, чуть ли не ежедневно совавшие свои лица в коробку телевизионного приемника — признанного распространителя моды, ни по каким статьям и близко не могли пододвинуться в популярности к артисту, не имевшему никаких званий, к певцу, издавшему скромную гибкую пластинку, к поэту, ни разу (насколько я знаю) не печатавшему свои стихи в журналах, к киноактеру, снявшемуся не в лучших лентах. Популярность его песен (да простят мне это мои выдающиеся коллеги) не знала равенства. Легенды, рассказывавшиеся о нем, были полны чудовищного вранья в духе «романов» пересыльных тюрем. В последние годы Высоцкий просто скрывался, репертуарный сборник Театра на Таганке, в котором печатаются телефоны всей труппы, не печатал его домашнего телефона. Он как-то жаловался мне, что во время концертов в Одессе он не мог жить в гостинице, а тайно прятался у знакомых артистов в задних комнатах временного цирка шапито. О нем любили говорить так, как любят говорить в нашем мире о предметах чрезвычайно далеких, выдавая их за легкодостижимые. Тысячи полузнакомых и незнакомых называли его Володей. В этом смысле он пал жертвой собственного успеха.
Владимир Высоцкий всю жизнь боролся с чиновниками, которым его творчество никак не представлялось творчеством и которые видели в нем все, что хотели видеть, — блатнягу, пьяницу, истерика, искателя дешевой популярности, кумира пивных и подворотен. Пошляки и бездарности издавали сборники и демонстрировали в многотысячных тиражах свою душевную пустоту, и каждый раз их лишь легко журили литературоведческие страницы, и дело шло дальше. В то же время все, что делал и писал Высоцкий, рассматривалось под сильнейшей лупой. Его неудачи в искусстве были почти заранее запрограммированы регулярной нечистой подтасовкой, но не относительно тонкостей той или иной роли, а по вопросу вообще участия Высоцкого в той или иной картине. В итоге на старт он выходил совершенно обессиленный.
В песнях у него не было ограничений — слава богу, магнитная пленка есть в свободной продаже. Он кричал свою спешную поэзию, и этот магнитофонный крик висел над всей страной — «от Москвы до самых до окраин». За его силу, за его правду ему прощалось все. Его песни были народными, и сам он был народным артистом, и для доказательства этого ему не нужно было предъявлять удостоверения.
Он предчувствовал свою смерть и много писал о ней. Она всегда представлялась ему насильственной. Случилось по-другому: его длинное сорокадвухлетнее самоубийство стало оборотной стороной медали — его яростного желания жить. 

Визбор Ю. Он не вернулся из боя // Владимир Высоцкий. Четыре четверти пути. М.: Физкультура и спорт, 1988.

По творческому напору Высоцкий был редким и уникальным явлением. Неоднократно мне доводилось быть свидетелем того, как он работал круглыми сутками, по четыре-пять дней. Причем не просто работал, а выкладывался. Днем съемка, вечером спектакль, да еще какой! — Гамлет или Галилей, ночью творчество за столом над белым листком, исписанным мельчайшими убористыми строчками. Два часа сна — и он готов к новому дню, полному разнообразных творческих напряжений, и так день за днем. По-моему, больше пяти часов он не спал никогда, кроме редких периодов полного расслабления, когда организм, казалось, освобождался от многомесячных накоплений усталости и сдержанности.
Пожалуй, это слово «сдержанность» лучше всего определяло Высоцкого, невидимого посторонним людям. На сцене театра или с гитарой он был сгустком раскаленной энергии, казалось, не знающей удержу и препон. А в общении с людьми был сдержан, собран, тактичен, терпелив. Причем надо понять, что это был человек с тонкой и остро чувствующей унижение структурой поэта, чтобы в должной мере оценить то напряжение и самодисциплину, которой требовала эта внешне чуть хладнокровная сдержанность.

Митта А. Будет излучать тепло и свет // Владимир Высоцкий в кино. М., 1989.

Появился он у нас на картине «Короткие встречи». До него мы пробовали на главную роль другого актера, не буду называть его фамилию. ‹…›
На студии появился простой парень — Высоцкий. Он выручил нас — снялся. Играл ли он? Он жил в картине. Он прожил эту экранную жизнь ярко и бессмертно.
В заколдованных болотах
Там кикиморы живут,
Защекочут до икоты
И на дно уволокут.
Это был праздник не только для нас, но и для Владимира Высоцкого. Встреча с Кирой Муратовой не прошла зря. Таких два ярких художника, когда сотрудничают, то возникает нечто большее. Что и произошло.
Володя был удивительно пластичен. Чувствовал свет, камеру, ракурс — все чувствовал, все знал. Он кинематографист по своей сути. Для себя он считал, чтобы камера была чуть ниже и левее относительно его, и свет должен быть направлен справа сверху. Куда бы камера ни двигалась, Володя обязательно оказывался в том ракурсе, который считал для себя наиболее выигрышным. Естественно, при этом ухитрялся смизансценировать свое движение в кадре, чтобы всегда сохранить два условия (света и ракурса), столь необходимые для выразительности.
Мне запомнилось, что он в жизни вел себя так же. Двигался красиво, естественно. В период «Коротких встреч» ходил с тростью, очень органично и красиво ею пользовался. Ловко повернувшись вокруг своей оси, останавливал взгляд на собеседнике слегка сверху с прищуром и улыбкой на губах. И от этого сложного и в то же время простого по естеству движения он мне никогда не казался малорослым.
Он был очень занят. Приезжал к нам на день-два. После спектакля, перелета самолетом, съемок в горах у Станислава Говорухина он появлялся у нас усталый, но в кадре преображался; был до предела собран и в то же время раскован. Порой мне казалось, что я вижу его мысли по поводу того, успеет ли он на очередной рейс и, видимо, иногда тень этой мысли ложилась на его лик, но он был живой в кадре и в жизни.

Карюк Г. [О Владимире Высоцком] // Владимир Высоцкий в кино. М., 1989.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera