Киноповесть «Шинель» не является киноиллюстрацией к знаменитой повести Гоголя. Иллюстрировать литературу для кино — задача трудная и неблагоприятная, так как у кино свои методы и приемы, не совпадающие с литературными. Кино может только пытаться перевоплотить и истолковать по-своему литературных героев и литературный стиль. Вот почему перед нами не повесть по Гоголю, а киноповесть в манере Гоголя, где фабула осложнена, герой драматизован в том плане, которого не дано у Гоголя, но который как бы подсказывает манера Гоголя.
В основу развертывания киноповести положен образ Гоголя, где идея «Шинели» далеко перерастает натуралистическую вещь, «шинель на толстой вате»: «с этих пор как будто самое существование Акакия Акакиевича сделалась полнее, как будто бы он женился, как будто какой-то другой человек присутствовал с ним, как будто он был не один, а какая-то приятная подруга жизни согласилась с ним проходить вместе жизненную дорогу, — и подруга эта была не кто другая, как та же шинель на толстой вате, на крепкой подкладке без износу». Мечта петербургского чиновника, низведенного до степени пишущего автомата, почти потерявшего Человеческий облик, — не просто шинель, но шинель, которая вместе с тем и приятная подруга жизни. В киноповести этот образ естественно распадается на два наглядных образа: девушки, «приятной подруги», о которой мечтает всякий петербургский чиновник в молодости, и шинели, которая является приятной подругой в старости, вернее, в том неопределенном возрасте, в который впадают петербургские чиновники сразу после молодости. Мечта о «приятной подруге» («молодость» Акакия Акакиевича) так же спотыкается о «незначительное лицо», как позже «роман» его с шинелью споткнулся о «значительное лицо», — спотыкаются о темный нелепый порядок, строй жизни николаевского Петербурга. Порядок гротескной канцелярии с нелепыми бумагами, за которыми шевелится чудовищная социальная несправедливость, порядок Невского проспекта с фланирующими щеголями и дамами, опустошенными до крайности, как бы доведенными до одной внешности, страшный порядок страшного гоголевского Невского проспекта, где царствует кондитер и парикмахер, завивающие и подрумянивающие улицу — труп николаевской столицы.
С Невского проспекта и начинается киноповесть. Молодой Акакий Акакиевич двигается в беспечной толпе, наводняющей Невский проспект, среди усов, чудных усов! бархатных бакенбард, атласных талий, которые никак не толще бутылочной шейки.
Здесь, на Невском проспекте, он встречает незнакомку, по поводу которой пробуждаются мечты его о приятной подруге жизни. Незнакомке делает знак какой-то мошенник, ее нагоняет молодой чиновник — «незначительное лицо», которое служит с Акакием Акакиевичем в одном департаменте, смело бежит за ней. Акакий Акакиевич не может ее нагнать, «Невский проспект» оттесняет его от нее. Придя домой, Акакий Акакиевич замечтался над бумагами, напутал и вместо «майор в отставке» написал «небесное виденье». Он подходит к окну и в окне противоположного дома видит свою незнакомку.
А эта незнакомка — «приятная подруга» многих, и в номере у нее собралось общество темных и двусмысленных личностей: тот самый мошенник, что сделал ей знак, сделал этот знак недаром. Этот мошенник — содержатель нумеров, таинственный «иностранец Иван Федоров», который занимается мошенничествами в своих нумерах. В нумерах стоит помещик, у которого нелепое дело: этот помещик поссорился со своим другом, как Иван Иванович с Иваном Никифоровичем. «Дело» дошло до Петербурга, и помещик приехал его «замять». Переделать имя его «Петр» на «Пров» в бумагах — и «дело» пойдет на долгие годы под сукно. И недаром мошенник привлекает в свои нумера молодых чиновников. Мошенник и помещик сразу втягивают «незначительное лицо» в «дело». В окне противоположного дома «незначительное лицо» видит худощавый профиль Акакия Акакиевича, созерцающего «приятную подругу». Дело же помещика — у Акакия Акакиевича для переписки, и «незначительное лицо» об этом знает; он указывает мошеннику на Акакия Акакиевича.
В комнате своей Акакий Акакиевич задремал. Ему снится сон: за ним приехала парадная карета, его везут на бал — к той самой незнакомке. На балу — блеск, сплошные камер-юнкерские мундиры, всё генералы, генералы. Мелькает где-то издали «приятная подруга», но как наяву не мог Акакий Акакиевич нагнать ее, так и здесь оттесняют его и издеваются над ним.
Акакий Акакиевич просыпается, открывает глаза — перед ним точно — лакей, нумерной. Он просит Акакия Акакиевича в нумера к незнакомке. И вот Акакий Акакиевич у незнакомки — и мечта о «приятной подруге» облекается в плоть. Но в темном мире, где преуспевает «незначительное лицо», верткий и наглый петербургский чиновник-щеголь, не место для Акакия Акакиевича, который с врожденным недоумением относится к внешнему миру.
Этот мир толкнул Акакия Акакиевича на самое ужасное для чиновника, любовно переписывающего бумаги, преступление — преступление против буквы — подчистку.
Эту подчистку совершает Акакий Акакиевич с недоуменным ужасом полуавтомата. И этого недоумения темный мир гоголевского «Невского проспекта» простить ему не может. Он выкидывает его из своей среды со смехом и издевательством. В департаменте ждет его удар — зовут к начальству. Начальник его распекает. Акакий Акакиевич думает уже, что подчистка открыта, но распекает его начальник не за то: рассеянный Акакий Акакиевич написал, замечтавшись, «небесное создание» вместо «майор в отставке». Подчистка не открыта, но история с «приятной подругой» окончательно прихлопнула Акакия Акакиевича и пустила его гулять по свету в том неопределенном возрасте и неопределенном состоянии, в каком застаем мы его в повести Гоголя.
«Незначительное лицо» давно уже стало «значительным лицом», и исчезла, как дым, «приятная подруга», а вечный титулярный советник все переписывал, переписывал. В департаменте не оказывалось ему никакого уважения, молодые чиновники смеялись над ним, и даже драную шинелишку его окрестили неблагородной кличкой: «капот».
В униженном существовании его однажды забрезжило снова нечто от дальних годов, мечта о новой шинели, о «приятной подруге на толстой вате, на подкладке без износу». И снова чиновничья мечта облеклась в плоть, в вату и подкладку. На плечах у Акакия Акакиевича вместо «капота» — новая шинель. И даже товарищи его празднуют эту знаменательную перемену в его жизни. Но, так же как и в первый раз, исчезает его «приятная подруга». Акакия Акакиевича ограбили. Дальнейшие странствия и судьба Акакия Акакиевича известны. Он поплелся к «значительному лицу» (которое в молодости было «незначительным лицом») и был жестоко им распечен. Вмиг ему надуло жабу, и Акакий Акакиевич умер. В бреду он гонялся за «значительным лицом». Акакий Акакиевич умер зимой. Бьет резкий, порывистый ветер, идет снег. И метель заносит и «значительное лицо», и будочника, и памятник Петру, заносит все призраки николаевской России, — на всем экране бешено кружится белая метель, и фонарщик, похожий на дьявола, гасит фонарь.
Тынянов Ю. Шинель. Л.: Ленинградкино, 1926.