В Петербурге есть небо, в Петербурге есть пространство. Возникло понятие «небесная линия» — чудесная, удивительная мысль. Красивая. Историческая, эстетическая и этическая одновременно. Собственно говоря, за утверждение и за защиту этой идеи, за то, чтобы она продолжала жить, эта небесная линия, и встало все градозащитное сообщество Санкт-Петербурга.
Почему я занимаюсь градозащитной деятельностью? Потому что я живу в Санкт-Петербурге. Потому что у меня есть хорошие наставники, предшественники. Потому что надо продолжать дело, начатое когда-то, довольно давно, в том числе, Ковалевым, который был одним из грандов этого движения. И потому, что я гражданин Российской Федерации, и общеизвестно что у нас есть — пока еще есть — Конституция, и в этой Конституции сказано, что защита ценностей, защита культурной среды — это важнейшая задача не только государства, но, соответственно, долг всех, каждого гражданина. В какой-то степени я пытаюсь этот долг выполнить как просто житель города, как гражданин города, всеми доступными законными средствами.
Что такое группа Сокурова и почему она возникла. Она возникла на церемонии вручения премии «Небесная линия», которая была организована нашим выдающимся жителем города Олегом Рудновым, где эта премия вручалась Пиотровскому, мне и еще нескольким гражданам этого города. Это было в тот момент, когда наше противостояние, борьба с администрацией города носила крайне ожесточенный характер. Сносы шли непрерывно, каждую неделю. Мы не могли остановить этот процесс, у нас не было никаких сил. Мы выходили на митинги, требовали реакции от городского правительства. И в какой-то момент стало понятно, что наши гражданские силы, гражданские возможности исчерпаны, и все законные методы борьбы с разрушением Петербурга также исчерпаны. И тогда на этой церемонии я обратился к Матвиенко, которая там присутствовала, и сказал ей, что надо выходить из окопов — градозащитникам, и вам, и обсуждать, что у нас в городе происходит, иначе последствия будут непредсказуемыми с точки зрения политической, общественной.
Я говорил это, не очень надеясь на какой-то отклик. Однако я ошибался. Сразу после церемонии губернатор подошла ко мне и сказала: «Давайте. Давайте и я выйду из окопов, и вы. Давайте встретимся и поговорим». Сразу было назначено время встречи, буквально через несколько дней. И мы в том составе, о котором вам известно, пришли на эту встречу. Мне очень понравилось, что все условия, которые мы как представители общественности для обеспечения этой встречи назвали губернатору, она выполнила. Условия были следующие: мы встречаемся не на территории Смольного. И мы встречаемся с губернатором: наша группа и она. Она одна, без помощников, без членов правительства. На мое удивление, она согласилась. Мы нашли государственное учреждение, где нам дали комнату. И в нужное время губернатор приехала. До последней минуты мы полагали, что, возможно, произойдет какой-то срыв, нам объяснят, что нет времени, что что-то изменилось. Нет. Губернатор Матвиенко приехала.
К этой встрече мы подготовили большую карту города, где крестами показали, сколько зданий было снесено с двухтысячного года. Число зданий, снесенных нашими современниками, было значительно больше, чем количество зданий, которые были разрушены во время второй мировой войны в Ленинграде от бомбежек немцев. От бомбежек пострадало значительно меньше зданий, памятников, чем от действий предприимчивых, коррумпированных людей в нашем городе.
Карту развернули, показали Валентине Ивановне. Она подошла к этой карте, долго ходила и смотрела. «Неужели так много?» — сказала она. «Увы, к сожалению», — сказали мы ей (до последней минуты над этой картой мы работали с Юлей Минутиной). Сели за стол, и стали обсуждать ближайшие сносы зданий исторических — то, что должны были снести буквально через несколько часов.
Встреча длилась почти два часа. Подробно обсуждались все наши претензии, все наши требования. Валентина Ивановна не ожидала, что разговор будет настолько профессиональный, предметный, четкий — со знанием законов, адресов, конструкций зданий, исследований, экспертиз. И, уходя от нас, она сказала: «Я сейчас из машины позвоню, по двум объектам я остановлю сносы, а еще по двум остановлю вообще все работы, будем думать, что там делать». На самом деле через некоторое время она позвонила мне и сказала, что это распоряжение о прекращении этих сносов отдано.
Так это все начиналось. Потом, конечно, были бóльшие сложности. Были привлечены к общению с нами члены правительства. Мы требовали увольнения вице-губернатора по строительству. Мы требовали увольнения, разжалования руководителя Стройнадзора. И так далее, и так далее. Потому что мы увидели, сколь велико бедствие, и сколь велика безответственность людей.
Вот, собственно говоря, так это все начиналось. С переменным успехом: когда-то выигрывали мы, когда-то сносы продолжались. Даже дав обещание губернатору, что сноса не будет, ночью строители и люди, которые оплачивали им это, эти сносы осуществляли. То есть, даже поверх власти губернатора. Это давало нам понять, что положение в городе с точки зрения «власти власти» гораздо более сложное, чем мы себе представляли. И положение в городе с точки зрения управляемости ситуацией гораздо более сложное, чем по крайней мере я себе это представлял. Это было очень тяжелое переживание для меня. Очень тяжелое.
Александр Сокуров: Дворцовая площадь работает в городе Дворцовой площадью // Градозащитный Петербург