Я считал обязательным — показать «Советскую элегию» Ельцину. Это была государственная картина. Он долго сидел молчал, и я понял, что ему тяжело было смотреть. Он мне сказал: «Ну, Саша, и врезали вы мне. Мне стыдно». Мы долго общались и к этому мы возвращались, и по разговорам я догадался, что он осознал: речь идет о нем одном как об одном из всех, что нет никаких реверансов, нет никакого преувеличения. Такой подход оправдывала деликатность, нежность, с которой мы подошли к истории его жизни, к его характеру.
«Пример интонации» ему не понравился вовсе. Там была значительно преувеличена его отставка, была художественная многозначность интонации. На многое в «Примере интонации» Ельцину было тяжело смотреть. С тяжестью он смотрел, как кортеж проносится мимо под шестую симфонию. Но ни малейшего никогда не было желания поставить меня на место, что-то мне указать. Может быть пройдет некоторое время, и я пойму, в чем я был неосторожен в «Примере интонации». Пока я не вижу. Мне кажется, это был мужской разговор. На который я имел право, потому что я хорошо его знал, был им допущен. Это были открытые отношения.
Сокуров А. Записки о документальном кино. Запись Дмитрия Савельева // Сеанс