...Стал любимцем публики в эстрадном номере «Пат и Паташон» — вместе со своим товарищем и по Институту сценических искусств, и по Ленинградскому ТЮЗу Николаем Черкасовым играли лихую эксцентриаду, пародируя пару популярных в ту пору скандинавских комиков, долговязого Пата (Черкасов) и коротышку Паташона (Чирков). Номер был настолько ярким, что кинорежиссер Евгений Червяков включил его в действие своего фильма «Мой сын», — это были эстрадники в пивной.
Заметную роль наивного деревенского парнишки Чирков сыграл в фильме «Родной брат», тоже немом. А в картине «фэксов», как называли тогда Козинцева и Трауберга, «Одна», которую начали было снимать как немую, а в ходе производства перевели на звук, кинозрители услышали голос Чиркова — он и знаменитая московская «мейерхольдовка» Мария Бабанова стали «первопроходцами» звуковой фонограммы, саунд-трека, как сегодня принято говорить: москвичка пела колыбельную песню, а Чирков, стоя в телефонной будке, вел за стеклянной дверью какой-то обрывистый никчемный разговор, а затем быстро выходил, насвистывая. Всего две-три минуты, но это, однако, было отмечено в рецензиях, а в титрах фильма указывалось: «Б. Чирков — разговор по телефону».
Дебютант Чирков мог быть забытым вместе с концом «Великого Немого», но в раннем звуковом кино и буквально в канун выхода Максима, в 1934-м, он не мог остаться незамеченным. В картине «Песнь о счастье» Марка Донского и Владимира Легошина сыграл директора исправительно-трудовой колонии, некоего Макаренко (или воспитателя беспризорных Сергеева в недавней звуковой «Путевке в жизнь») в масштабе Марийской республики, где происходит действие фильма. Успевший заштамповаться образ «мудрого» большевика с оттенком имиджа чекиста (гимнастерка, две шпалы, галифе, папироса, кабинет с телефоном, досье-дела в потайном ящике письменного стола) смягчался и освещался улыбкой молодого актера. Лишь изредка появлялся у Чиркова противоречащий славной его улыбке неприятный, какой-то «чекистский» прищур глаз — словно бы испытывает собеседника, говоря: «Не скроешься, тебя насквозь вижу...» Этот прищур заметим и в третьей серии «Максима», где герой из большевика-подпольщика, сражающегося с режимом, станет представителем власти.
‹…›
Вторая роль Чиркова до Максима — крестьянин в «Чапаеве» — из лучших за всю его жизнь, хотя в ней всего одна фраза, зато знаковая, и замечательно точная пластика: в сцене с мародерами пожилой крестьянин (возраст Чиркова завышен) в шапке-ушанке, с самокруткой в руке, сидя словно бы на завалинке, говорит, обращаясь то ли к своему собеседнику, тоже деревенскому, то ли к нам, зрителям: «Вот ведь какая карусель... Белые пришли — грабють, красные пришли — грабють... Ну куда крестьянину податься?» Фраза вошла в разговорную речь, стала поговоркой на долгие годы. Но — оторвавшись от своего «носителя». При имени «Чирков» немедленно выскакивает ярлык «Максима», но очень редко и скорее специалистами вспоминается этот крестьянин, поистине шедевр.
Зоркая Н. Борис Чирков. Союз актера и героя // Актеры-легенды Петербурга. СПб.: РИИИ, 2004.