Недостатки сценария и режиссерского решения фильма привели к тому, что в образе, созданном Бучмой, были некоторые черты пассивности ‹...› Но в роли было много прекрасных, выразительных кадров, тонких психологических деталей — это были как бы талантливые эскизы к образу великого украинского поэта, мечта о воплощении которого никогда не покидала Бучму.
Бучма стремился передать человечность и простоту Шевченко ‹...›. Он искал этого в самых маленьких деталях, которые особенно доходчивы и выразительны в кино.
...Шевченко выкуплен на волю, он стал свободным человеком. На нем новый праздничный костюм.
И вы видите, что он чувствует себя в нем еще не совсем ловко, то и дело поправляет его, ему непривычно это «господское» платье, сменившее рубаху и свитку...
...Получив тоненькую книжку только что вышедшего «Кобзаря», Шевченко бережно перелистывает его страницы. На экране крупным планом показаны руки Шевченко — Бучмы: темные узловатые пальцы крестьянина-хлебороба с величайшей осторожностью и бережностью перелистывают страницы, любовно гладят их, как самое дорогое на свете...
...Прежде чем войти в камеру тюрьмы, Шевченко — Бучма задержался у порога и, вглядываясь в ее темноту привычным движением, старательно вытирает ноги, как делал всегда, входя в дом, в хату. Это неожиданное, как бы непроизвольное движение было очень выразительным. Так не сделает господин типа Кулиша, ибо это обычай простого человека.
Был в этом движении и другой образный смысл — прежде чем войти в свою одиночную камеру, Шевченко — Бучма словно «отряхнул прах с ног своих», переступил какой-то жизненный рубеж.
...Нельзя забыть фигуру Бучмы — Шевченко, когда, только что приехав в ссылку, он стоит в углу караульного помещения, ожидая, пока офицер проверит его бумаги.
Он стоит, прислонившись к стене, низко опустив голову с надвинутой на самые брови фуражкой, воротник его солдатской шинели поднят, руки глубоко засунуты в карманы. И не поймешь, дремлет он или бодрствует, думая свою горькую думу. Тоскливое, зябкое оцепенение, глубокое одиночество выражает вся его понурая фигура. «Закрой, сердце, очи», пишет Шевченко в одном из своих стихов. «Засни, успокойся, замолкни навек». Кажется, что он шепчет, произносит про себя эти или похожие на эти слова...
...Одинокий, накрытый тяжелым овчинным тулупом, как-то неловко, неудобно привалившись к подушкам, умирает Шевченко. Его поза, этот тяжелый овчинный тулуп заставляют думать о том, что вот, наверное, точно так же, в тоске и муке умирали в своих хатах измученные нуждой и работой простые украинские крестьяне, те, чью горькую долю воспел он в своих стихах.
Львов-Анохин Б. Амвросий Максимилианович Бучма. М.: Искусство, 1959.