Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
2025
Таймлайн
19122025
0 материалов
Поделиться
Второй при великих

Образы экрана, созданные Леонидом Оболенским, всегда запоминаются или, как привычно говорить, «врезаются в память». Фигура этого артиста уникальна. И сегодня, когда Оболенскому уже 85, вряд ли найдешь на экране лицо значительнее, красивее и мужественнее: живые и молодые глаза, орлиный нос. Морщины не портят благородных черт.

Неуловимо, незаметным сдвигом меняются от фильма к фильму физиономии его героев, хотя Оболенский неизменно узнаваем и неповторим. Чуть-чуть — и он лощеный британец («Чисто английское убийство»), пастух из литовской деревни, заживо сожженной в 1944 году («Факт»), человек с киностудии, бывалый хозяин павильона («Чужая»), мудрый собеседник эстрадной звезды, ищущей себя («Душа»), зловещий старик хуторянин, замкнувшийся в своей холодной ненависти («Чужие страсти»)...

О нем говорят, как правило, в почтительных выражениях: «старейшина актерского цеха», «наш патриарх». Но далеко не всем известна и еще, по сути дела, не описана удивительная биография художника.

Леонид Леонидович Оболенский в буквальном смысле слова ровесник нашего советского кино. Он начал свой путь в 1919-м, в мастерской Льва Кулешова, этой ныне всемирно признанной, первой в истории профессиональной школе киноактера. Вместе с «кулешовцами» он стал зачинателем и первопроходцем неизведанных путей молодого искусства кино. Ведь это он, Леонид Оболенский, и его несравненная партнерша Александра Хохлова послужили персонажами и «натурщиками» опытов, впоследствии прославившихся под названием «эффекта Кулешова». С помощью монтажа в эксперименте «Творимая земная поверхность» в единый кинообраз объединялись набережная Москвы-реки, памятник Гоголю близ Арбатских ворот и... Капитолий в Вашингтоне. И все это было местом встречи юной пары и должно было доказать всесилие кино. А в фильме «На красном фронте» (1920) — одной из первых советских картин — Леонид Оболенский играл главную роль рядового бойца-красноармейца. Он отважно и увлеченно выполнял самые рискованные кино-трюки (картина была приключенческой по жанру), тем более опасные, что лента снималась действительно на фронте, в обстановке горячих боев с белополяками. Он же, Оболенский, стал участником знаменитых «фильмов без пленки», а также классических кулешовских картин «Необычайные приключения мистера Веста в стране большевиков» (1924), «Луч смерти» (1925).

В ту пору Оболенский полностью разделял пристрастия и принципы кулешовской мастерской. Там слово «актер» предпочитали заменить словом «натурщик», там требовалось не «играть» на экране, не «притворяться», а быть, то есть обладать свойствами изображаемого человека. Высоко ценились естественность и органичность поведения в кадре, но непременно требовались яркая индивидуальность, своеобразие личности исполнителя.

Всеми названными качествами обладал молодой «кулешовец»! Врожденная элегантность, оригинальная внешность, легкость...

Эйзенштейн будет рассказывать, как он обучался чечетке и «долбил ее добросовестно и безнадежно под руководством несравненного и очаровательного Леонида Леонидовича Оболенского, тогда еще танцора-эстрадника». А Кулешов говорил об Оболенском, что это «самый аристократический, самый утонченный член нашего коллектива, человек всесторонних интересов — актер, режиссер, танцор, инженер. лингвист, историк искусств, фотограф, оператор...».

Живость характера не позволяла Оболенскому сделаться кабинетным ученым, теоретиком. Его влекло в суету и горячку практического дела, к людям, товарищам, на кинофабрику, в киношколу. В кино Оболенский — представитель одной из древнейших русских фамилий и одновременно наследник нескольких поколений потомственной интеллигенции — принес высокую культуру, тонкий вкус, солидную образованность. скромность истинного аристократа. И, кроме всего прочего, прекрасный, легкий характер. Всюду, куда бы далее ни бросала его судьба, он становился всеобщим любимцем.

Но, будучи киноартистом по призванию и воспитанию, Оболенский не мог в силу вышеозначенных свойств замкнуться внутри актерской профессии и только. Его влекли педагогика, режиссура. Он был ассистентом и Кулешова-постановщика. и Эйзенштейна на его режиссерских курсах во ВГИКе начиная с 1925 года и до самой войны. Оболенский ассистировал Эйзенштейну и в его работе над оперой «Валькирия» Вагнера в Большом театре (1940). Отсутствие честолюбия и духа «лидерства» позволяло этому оригинальному и самобытному художнику быть «вторым при великих» (а при этом незаменимым!). Но, разумеется, Оболенский не мог не испробовать себя и в деятельности полновластного кинопостановщика. В 1925–1929-м он сделал несколько игровых картин («Кирпичики», «Эх, яблочко!», «Альбидум». «Торговцы славой»), среди которых безотказным зрительским успехом пользовались «Кирпичики» (совместно с М. Доплером) — поистине тогдашний «бестселлер».

За этот чрезмерный кассовый успех киноноваторы, видя в том режиссерскую уступку бытовым вкусам публики, остались недовольны Оболенским-режиссером: сам Эйзенштейн, горячо его любя, называл «Кирпичики» «пресловутыми». Но Оболенскому было тесно в рамках чистого эксперимента и лаборатории. Его обращенная к людям художественная натура требовала большей человечности, простоты. Открытия киновыразительности, монтажа, специфики игры натурщика перед кинокамерой Оболенскому хотелось и удалось соединить с увлекательным сюжетом. с простой жизненной историей, которую всегда так любит на экране зритель. А зритель-то был всякий, и рабочий, и поэт — все смотрели «Кирпичики».

Это была «старая добрая» экранизация песни, жанр, облюбованный русским кинематографом с первых дореволюционных его шагов. Песня, впрочем, была новая, советская, ее распевала вся страна: «За веселый шум, за кирпичики полюбила я этот завод... На заводе том Сеньку встретила...» В картине рассказана была судьба бедной девушки Маруси, полюбившей еще при царе славного парня-революционера Сеню, но разлученной с ним из-за коварных интриг соперника, приказчика Пашки. В итоге многих перипетий разлуки Маруся и Семен встречаются уже после Октября на национализированном заводе. где он директор-выдвиженец, а она работница по найму — таков советский хеппи-энд!

Нехитрый этот сюжет тонко и тактично сыгран мхатовцем Петром Бакшеевым и талантливой, незаурядной актрисой Вахтанговской студии Варварой Поповой (она же играла у Оболенского в следующей картине, «Эх, яблочко!»). Здесь воплощались требования «натурности», естественности человека в кадре, сочетаясь с правдой чувств и переживаний. Судьбы героев были заглублены в среду, погружены в реальную атмосферу рабочей слободки, предвосхищавшую знаменитый фильм Вс. Пудовкина «Мать». И это не случайно: ведь «Кирпичики» явились первой самостоятельной работой оператора Анатолия Головни, в дальнейшем постоянного сотрудника группы Пудовкина. Работа с Оболенским и Доплером над фабричными «Кирпичиками» послужила как бы генеральной репетицией к прославленному шедевру — об этом, увы, мы, историки кино, забываем, что, конечно, несправедливо и нарушает исторические пропорции.

Важнее всего то, что собственные постановки были у Оболенского примерами актерской режиссуры. Сам артист божьей милостью, он отлично чувствовал актера и о нем заботился. Горячий новатор и любитель всяких новшеств в кино, Оболенский охотно откликался на веяния эпохи. До сих пор его режиссерские труды не только не оценены по достоинству, но даже еще и не учтены. Их и посегодня откапывают в кинохранилищах, как. например, документальный киноочерк «Советская Туркмения» (1934), недавно обнаруженный в Красногорском архиве молодым киноведом Н. Изволовым. Так часто бывает с произведениями художников, не озабоченных памятником при жизни и считающих, может быть, и опрометчиво, что «быть знаменитым некрасиво» и над рукописями не следует трястись...

Но речь о другом: о том, что любые увлечения Оболенского, рывки и зигзаги к смежным кинематографическим профессиям неизменно возвращались к актерству, этим его альфе и омеге. Например, звукорежиссура. На рубеже тридцатых, когда экран осваивал звук, Оболенский был командирован за границу для приобретения аппаратуры и ознакомления с опытом работы над звуковым фильмом. Он становится одним из ранних профессиональных советских звукооператоров и «звукооформителей», выпуская первые говорящие картины кулешовского коллектива — «Горизонт» с Николаем Баталовым в главной роли, «Великий утешитель», где вновь блистала Александра Хохлова, а также лирическую, задушевную «Окраину» Бориса Барнета, жемчужину нашего экрана тридцатых годов. И снова звук: речь, шумы жизни, музыка, слышимая среда — увлекает Оболенского новыми актерскими возможностями. И сам он, классический артист «Великого Немого», легко и беспрепятственно переходит в кино звуковое, что удавалось отнюдь не всем.

Актёрская работа захватывает Оболенского более других кинопрофессий и в зрелый период его жизни, когда после многих превратностей судьбы, мытарств и странствий он обосновывается на Урале. Сначала в Свердловске. потом в Миассе, южноуральском городе, расположенном в местах редкой красоты, в живописном и уютном уголке природы, далеком от столиц. Отсюда в наши дни, в 70-е и 80-е годы, заполучить Леонида Леонидовича к себе в фильм почитают за счастье и честь режиссеры.

И удивительно ли?! Само появление Оболенского на экране маркирует ленту высшим рангом качества. Экранные миниатюры этого огромного артиста перенасыщены содержанием, озаряют окружающее. Несколько минут экранного времени позволяют воскресить в воображении целую жизнь человеческую, увидеть за нею социальный слой, эпоху, срез общества. Вот почему в небольшой роли католического епископа из «Красного и черного» критики справедливо увидели запечатленным «изысканный духовный гедонизм», а в смешном и жалком рамоли-развалине — князе Сокольском из «Подростка» (по Достоевскому) разглядели сохранившуюся простодушную и даже детскую натуру. Юмор, легкая ирония «несравненного и очаровательного Леонида Леонидовича» (еще раз вспомним Эйзенштейна) способны окрасить любые творения фантазии. И чуть сказочный, фольклорный образ старого деда из литовской картины «Ореховый хлеб», который в глазах мальчишки — героя картины не умирает, а возносится в небо, улетая на самолете. И аж самого инопланетянина-пришельца в «Молчании доктора Ивенса».

Между тем разнообразные, несходные экранные лица Оболенского — скорее не результат актерского перевоплощения. «игры», «мастерства», хотя последним, разумеется, артист владеет в избытке. Леонид Оболенский — истинный актер кинематографа XX века, умеющий извлечь своих героев из себя самого, из собственной духовной личности, из своего знания о жизни и духовного опыта. И здесь, наверное, самый важный осуществившийся завет воспитавшей его школы.

Об этом человеке давно пора написать книгу.

Зоркая Н. Несравненный и очаровательный // Советский экран. 1987. № 16. С. 10-11.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera