(Из интервью 1990 года)
<...> Мне непонятно, какие чувства испытывала Кира Муратова, снимая свой последний фильм. Моя жена и все мои друзья говорят мне, что я ничего не понял, что это замечательный, удивительный, восхитительный фильм. А мне было очень скучно. В чем в чем, но ни в какой зависти меня заподозрить нельзя, я ее абсолютно лишен, и очень люблю людей, когда мне нравится их кино. Все эти страшные годы я очень любил и люблю Киру Муратову. И она это знает. Даже в ситуации, когда меня драл Ермаш, я ему говорил: «Ладно, со мной хорошо, но объясните мне, за что уничтожены „Долгие проводы“. Ну у меня политика, время. А у Муратовой — мама ревнует мальчика. При чем здесь Советская власть? Я отказываюсь это понимать». И Кира все это знает. Но кто бы мне что про «Астенический синдром» ни объяснял — я эту картину не приемлю. Там есть одна очень хорошая сцена с икрой, когда я чего-то понял про жизнь. А когда мне показывают собачек на бойне... Можно и пострашнее снять. Все можно снять, и как люди агонизируют. Но уж когда снимаешь собачек, то еще и посвистеть им: «Бобик-Бобик», чтобы Бобик еще так лапками захлопал — мол, выпустите меня отсюда; мне кажется, это вещи для мастера совсем запрещенные. Уж лучше снять, как собачки гадят, все равно их жалко будет. А этот «Бобик-Бобик» мне кажется ужасающей банальностью. И я не понимаю, почему все говорят, что это слепок мира, мир гораздо страшнее. И какая разница — матерятся герои или нет. Лично для меня это ничего не определяет. Честно говоря, я просто обрадовался, когда свет зажгли в зале. Весь фильм я скучал. Как-то раздраженно скучал.
Я многие картины Муратовой наизусть знаю. «Долгие проводы» очень люблю, очень люблю эту несчастную искалеченную картину «Среди серых камней». Не люби я так ее предыдущие фильмы, я бы ей сказал какие-то общие слова, но я сказал: «Кира, убей меня, но я ничего не понял, мне было скучно». Она засмеялась огорченно. Я понимаю ее, но тут уж ничего не поделаешь. Так что друзья надо мной смеются, крутят у виска, говорят, что я идиот. Пусть, но мне кажется, что картина просто плохо выполнена. Вот и все.
И у Тарковского финал [«Жертвоприношения»] на грани банальности, и у Муратовой, но там я плакал, а здесь скучал. <...>
Герман А. Высокая простота (беседовала Т. Иенсен) // Искусство кино. 1990. № 6.