Казалось бы, что может быть достовернее, чем действительность, изображенная Л. Зориным в его пьесе «Варшавская мелодия»? Ведь и в самом деле в 1947 году в нашей стране был издан закон, запрещающий браки советских граждан с иностранцами. Ведь и в самом деле даже десять лет спустя товарищи Виктора, героя этой пьесы, вместе с которыми он приехал в Варшаву, не поняли бы его и осудили, если бы он откликнулся на призыв Гелены Модлевской и уехал с нею провести ночь в Сохачеве, под Варшавой. <...>
Герои пьесы Гелена и Виктор впервые встречаются и знакомятся зимой сорок шестого года в Большом зале Консерватории, на концерте. Сближаются, становятся не только друзьями, но и людьми, необходимыми друг другу. Любовь, большая, неповторимая любовь, как уверяет нас автор, входит в их жизнь. Правда, хотя Геля и говорит, что приучена «думать о завтрашнем дне», они пока не очень-то задумываются о будущем, о том, когда и как соединят свои судьбы. Закон сорок седьмого года застает их врасплох... Встреча через десять лет в Варшаве — и снова расставание... В ответ на свой призыв Геля слышит: «Нельзя... Пойми. Я же не один». Да, Виктор не один — он приехал в Варшаву с коллегами виноделами, чтобы поделиться с польскими друзьями своим опытом... Проходит еще почти десять лет — новая встреча в Москве. Геля просит Виктора: «Позвони, если будет время». Он не звонит — не хватает времени. «Впрочем, — признается он, — хорошо, что его не хватает. Если честно — это как раз хорошо...»
В чем же смысл истории, рассказанной автором?
Вот русский парень. Ему двадцать четыре года. Он прошел через огонь войны с фашизмом. Был ранен, полгода провел в госпитале. Демобилизовался и теперь учится в институте имени Омара Хайяма, на винодельческом отделении. Парень этот полон сил и жажды жизни. Он защищал Родину, и Родина, казалось бы, должна его вознаградить. Она же разрушает его счастье с Гелей. Виктор станет сначала кандидатом, потом доктором наук, получит свою лабораторию, а счастья так и не будет, и как человек он явно не состоится.
Вот польская девушка. Редкостно обаятельная, неповторимо своеобразная, жаждущая, как и Виктор, любви и счастья. В полной мере испытала она ужасы фашистской оккупации и ныне, в мирный день планеты, по-прежнему часто думает о фашизме, полна страха перед завтрашним днем. Только бы отогреть продрогшее на фашистском морозе сердце в теплых руках любимого.
Но не тут-то было — счастье не для нее.
Пройдут годы, к Геле придут успех и известность, но жизнь будет казаться ей лишенной смысла. Думать о смысле жизни, с горечью скажет Геля на прощание Виктору, «легче всего. Трудно иной раз его обнаруживать. Виктор. И все-таки все имеет свой смысл. Геля (с усмешкой). Даже то, что однажды мы встретились с тобой в Консерватории? Виктор. Безусловно. Ты этого не считаешь? Геля (пожав плечами). Какой-нибудь смысл, возможно, и есть. В конце концов, я стала хорошей певицей. А хорошая певица — это не только голос».
Мера вины государства перед человеком — вот основная тема зоринской пьесы. И мера эта определяется не только тем, что Виктору и Гелене не удалось соединить свои судьбы в момент выхода закона, но — и это главное — фактом последующей моральной деформации, нравственного распада героев, и прежде всего личности Виктора.
Конечно, в пьесе есть еще и тема любви, чистой и поэтичной, выписанной Л. Зориным весьма тонко. Но тема любви подчинена здесь иной, основной теме. Распад, деформация личности как раз связаны с распадом, омертвением любви. И это не прошло вне внимания критики. «Это пьеса о том, — писал, к примеру, на страницах журнала «Театр» А. Свободин, — что происходит с человеком, которому не дали возможности осуществить себя таким, каким он задуман, кажется, самой природой. Это, скажем еще точнее, пьеса о человеке, который проживает свою жизнь в чужом ритме, с чужой скоростью. Может быть, повышенной, даже блестящей, но не со своей, присущей ему, не человеку вообще, а этому человеку, не среднестатистической единице, а реальному.
Это, наконец, рассказ о том, как деформируется характер такого человека, как и из-за чего происходит внутреннее обесценение характера, его девальвация и вместе его огрубление, и человек, живущий в навязанном ему жизнью и вынужденно принятом им ритме, навсегда теряет ощущение счастья».
Зубков Ю. Герой и конфликт в драме. М.: Советский писатель, 1975