Однажды я присутствовал на обсуждении фильма «Торпедоносцы» в одном из московских киноклубов. Мнения тогда диаметрально разошлись: часть зрителей восторженно принимала картину, другие высказывались резко отрицательно.
Но что интересно – аргументы при этом использовались, по сути, одни и те же. Противники фильма говорили, что во время просмотра их не покидало ощущение дискомфорта: все на экране казалось слишком реальным, «грубым, зримым», будто их самих продувал ледяной ветер идущего в атаку самолета. Но ведь в этом неприкрашенном, неэстетизированном изображении суровых реалий войны и крылся, пожалуй, основной художественный принцип картины, по достоинству оцененный ее многочисленными поклонниками.
Плодотворность этого принципа подтвердилась затем в «Противостоянии»: подробнейшее воссоздание ушедших событий, начиная с кропотливой реконструкции подлинных фактур, материальной среды действия до того, что сам воздух кажется другим. Вдыхая его, и актер не может не преобразиться, он как бы становится человеком той поры…
– Добиться такой достоверности предметной среды – задача, наверное, сама по себе непростая?
– Да, трудностей возникает немало… Когда, например, я брался за «Торпедоносцев», то я и не подозревал что абсолютно все даже какой-нибудь ремешок для кобуры (у летчиков он был особенно длинным) придется делать самим: ведь почти ничего не сохранилось с тех пор. Счастье еще, что нам удалось отыскать подлинный самолет ИЛ-4, его нет даже в музее авиации в Монине. Таких машин можно сказать вообще нигде не было, а вот мы нашли, отремонтировали, и этот ИЛ-4 у нас ездил, маневрировал, только что не летал. Потом в нашу группу поступали письма от знатоков и любителей истории авиации, от авиамоделистов с просьбами выслать чертежи. Мы высылали. А летные комбинезоны! Всего пять настоящих удалось найти. Зато, когда в экспедиции в Заполярье актеры надевали эти доспехи и выходили на летное поле, они становились просто другими людьми: менялась походка, манера держаться, появлялась нужная пластика. Я старался сделать так, чтобы актеры как можно чаще бывали на аэродроме, общались с летчиками. Вот и Олег Басилашвили, исполняющий роль полковника Костенко в «Противостоянии», провел много времени в угрозыске, хорошо познакомился с людьми, которые занимаются расследованиями.
– В «Противостоянии» Басилашвили предстал во многом непривычным – жестким, резким…
– Да. Басилашвили по натуре человек мягкого, интеллигентного склада. В твердости характера Костенко в четком рисунке роли эта мягкость временами проглядывает, придавая образу интереснейшую дополнительную краску. Я вообще в работе над образами героев люблю идти от личности конкретного актера (как в решении эпизода – от конкретной декорации и т. п.). Если бы вместо Басилашвили снимался кто-то другой, Костенко во многом получился бы иным. У меня была одно время мысль снять в этой роли настоящего начальника угрозыска, я и человека нашел подходящего. Но в итоге преобладала бы, конечно, только внешняя достоверность, не более. Обычно я стараюсь проводить репетиции не заученными репликами, а в виде общения на тему»: отсеивая ненужное, мы с исполнителем постепенно приближаемся к сценарному тексту и только после этого снимаем. Для такой полуимпровизации необходимо сочетание высокого профессионализма и непосредственности – то, что я ценю в актере превыше всего. Болтнев, Басилашвили, Нахапетов, исполнявшие главные роли в «Противостоянии» и «Торпедоносцах» обладают этими качествами в полней мере.
– В случае с «Торпедоносцами» вы, вероятно, оказались особенно придирчивы. Насколько я знаю, вы были летчиком до поступления во ВГИК…
– Совершенно верно. Окончил авиационное училище, а потом пять лет был штурманом морской авиации, служил в Заполярье. Так что условия работы и быт полярных летчиков знаю хорошо. Естественно, не раз появлялась у меня мысль сделать фильм на этом материале. Однако в конкретный замысел она все как-то не оформлялась. Я даже получил письмо от своих бывших коллег-летчиков: что ж ты, дескать, такой-сякой, столько лет в режиссерах, а про нас ничего не снял? И вот я прочел сценарий Светланы Кармалиты о бомбардировщиках, воевавших во время Великой Отечественной войны в Заполярье. Он заинтересовал меня уже самой своей атмосферой, всей обстановкой действия – детально прописанной, очень достоверней живей. Не без недочетов, конечно, – там, например, в мае по ночному небу шарили лучи прожекторов, хотя в мае в Заполярье темноты не бывает. Но такие неточности в антураже мне как раз легко было преодолеть.
– Как вышло, что бомбардировщики были заменены торпедоносцами?
– Мы искали возможно более острую ситуацию для наших героев. Представьте себе: торпеду нужно сбросить с небольшой высоты и на строго определенном расстоянии от вражеского корабля, как правило, в зоне интенсивного зенитного огня. Торпедоносец должен был лететь перпендикулярно курсу корабля строго по прямой на одной высоте, и все, кто по нему в этот момент стрелял, знали, что у него нет возможности маневра: можно было целиться, как в тире. В ходе подготовки к фильму я долго искал кого-нибудь из участников торпедных атак и поначалу все удивлялся: ну как же так, неужели совсем, уж никого нет? А потом перестал удивляться. Нашел в конце концов ветерана, который как видно, в рубашке родился, два раза сбивали его.
– Однако персонажи вашего фильма не считают свою ситуацию экстремальной. Они относятся к боевым вылетам, как к повседневной работе. Сложной, опасной, но привычной.
– Да, так оно и было. Мы делали картину про обыкновенных людей, которые, не думая о том, что они герои вели себя героически. Погибнуть или победить – другого выхода у них не было. Тот, кто во время битвы за Отчизну ищет «третий путь», превращается в кого-то другого. Но это уже отдельный вопрос, затронутый в «Противостоянии». «Торпедоносцы» – о тех, кто боролся, приближая Победу.
– Документализм стиля «Торпедоносцев» и «Противостояния» заставляет вспомнить о том, что ваш творческий путь начинался в документальном кино.
– Я учился в мастерской Романа Кармена, это был его первый набор, но поступил я туда в общем случайно, поскольку мечтал об игровом кино. Однажды мне попались в историческом архиве документы, касающиеся похода Владимира Русанова на корабле «Геркулес». Эта история и сама личность Русанова привлекли меня необычайно. Его экспедиция в 1912 году пропала без вести. Только в 1934 году нашли ее следы у западного берега полуострова Таймыр. Вероятно, корабль затерло льдами. Запас продовольствия у участников похода был на год. Я стал фантазировать, как они провели этот год, написал сценарий и послал во ВГИК.
На экзамене Роман Лазаревич Кармен сказал: «Но у вас художественный сценарий, а я документалист». Но это же реальная история», – возразил я. «Вы тут придумали все, – сказал Кармен (он хорошо знал Север). – Ну-ка быстро: как бы вы сделали на эту же тему документальный сценарий?
Я стал рассказывать. Наконец, Кармен меня остановил: «Вот видите, реальность гораздо сильнее, чем вы сочинили…»
Это для меня был первый урок мастера. В 60-е годы возник, как вы помните, массовый интерес к мемуарам, письмам, старей хронике вообще к подлинным документам. Меня увлекали тогда возможности монтажного документального кино, в частности, использование фотографий наряду со старой хроникой. Почти все свои картины я тогда строил на этом. Ведь фото, будучи погружено в контекст времени и окружено соответствующим материалом, несет массу информации. Как клетка, которая содержит генный код всего организма.
Движущиеся хроникальные кадры тоже могут быть весьма информативны, но они порой как бы проскальзывают – зритель не всегда успевает усвоить все, что в них заложено. Константин Симонов, работая над циклом документальных фильмов о Великой Отечественной войне, помню, жаловался на отсутствие в хронике крупных планов, выразительных подробностей, деталей. Ему нужны были глаза, руки солдата, нужно было разглядеть, как обожженные пальцы сворачивают самокрутку. А на фотографии мы можем задержаться, всмотреться в нее, осмыслить изображенное. В картине «Друг Горького – Андреева», например, было использовано более тысячи фотоснимков. Портрет и время эпоха и личность – таков был принцип организации материала
Работая в документальном кино, особенно остро чувствуешь время – острее, чем в игровом. Совсем порывать с документалистикой не хотелось бы: я вижу в ней массу еще не использованных возможностей. С хроникой, скажем, мы работаем сегодня уже по-другому, препарируем ее, замедляем, останавливаем кадр, заметьте, приближая его к фотографии. Этот принцип широко применен в картине «Дмитрий Шостакович. Альтовая соната».
У меня практически всегда так получалось, что в документальном кино я стремился к художественной организации материала и, наоборот, в игровое старался привнести документализм.
– Мне кажется, что в «Торпедоносцах» Аранович-документалист и Аранович – режиссер игрового фильма впервые сотрудничали на равных. Здесь много хроники военных лет, перемешанной с кадрами, снятыми «под хронику» столь умело и смонтированными так точно, что их не отличить от настоящих документальных кадров.
– Во всяком случае, мы к этому стремились. В режиссерском сценарии я делал специальные пометки для съемочной группы: снимая «под хронику» добиваться «художественности», в игровом же материале помнить о «хроникальности», отсюда отсутствие крупных планов, деталей и т.д. Мы пытались таким образом сделать незаметными стыки нашего материала с реальными военными кадрами, стремились организовать некую общую атмосферу, позволяющую идти от конкретного явления, ощущения к обобщенности. Вы помните финал картины – фотопортреты военных летчиков? Казалось бы, что может быть конкретнее фотографии? А здесь эти старые фото – как раз самое большое обобщение.
– В финале «Противостояния» тоже документ-обобщение: бесконечный ряд фамилий, высеченных на братских могилах.
– Если б вы знали, сколько писем я уже успел получить (и не только я, а и директор картины, и оператор) по поводу этих кадров! Пишут люди, до сих пор разыскивающие своих близких, пропавших без вести на войне (в основном отцов, конечно) и вдруг увидевшие в нашем фильме нужную фамилию и соответствующий год рождения. Спрашивают, где находится это надгробие, где его снимали? Эти письма – сами по себе потрясающие человеческие документы…
– Тематика ваших игровых фильмов, не говоря уже о документальных, необычайно разнообразна.
Первые дипломатические отношения молодого Советского государства («Красный дипломат») – и изящно стилизованные жюльверновские мотивы («Сломанная подкова»). Внешняя торговля СССР в наши дни («…И другие официальные лица») – и история про своеобразный продотряд подростков, действовавший в 1942 году («Летняя поездка к морю»).
Интриги в верхах американских профсоюзов («Рафферти») – и «Торпедоносцы», «Противостояние». Широкая амплитуда не только тем, но и жанров, стилей…
– Есть режиссеры определенного склада, скажем, лирического, эпического и так далее. Я к ним не принадлежу. Жизнь так многообразна! Конечно, через все пройти нельзя. Но мне в идеале хотелось бы…
Беседу вел А. ДЕМЕНТЬЕВ. : Советский экран, № 5, 1986