О ее дипломном фильме «Зной», снятом в Киргизии, на заседании республиканского ЦК говорили как о страшнейшей идеологической диверсии. Следующая картина — «Крылья» — с горькими и неутешительными размышлениями о драматичной судьбе поколения фронтовиков в послевоенные годы, с трудом пробилась на экран, вызвав острейшие дискуссии и в кинематографической среде, и среди зрителей. «Экранизация» рассказа Андрея Платонова «Родина электричества» вообще угодила на полку. Негатив фильма было приказано отправить на смыв, и только чудом у одного из членов группы сохранилась одна-единственная копия.
После такого «прокола» работа Шепитько над фильмом «Ты и я» по сценарию Геннадия Шпаликова проходила под особо бдительным контролем начальства. В итоге получили картину-калеку, а за Шепитько в стенах Госкино СССР уже окончательно закрепилась репутация «крамольного» режиссера.
И без того грозовая атмосфера, сгущавшаяся вокруг Шепитько, явно усугублялась еще одним особым «фактором риска», который не могли не принимать в расчет тогдашние служители Госкино: Лариса, за которой был нужен глаз да глаз, помимо всего, была еще и женой «опального» режиссера Элема Климова. От каждого из них и по отдельности того и жди любых «сюрпризов», а уж от семейного дуэта и творческого союза — вдвойне...
Все это приходится сейчас припоминать только потому, чтобы яснее представить себе, какого рода репутация сложилась о Ларисе Шепитько в Госкино, когда она явилась туда с предложением сделать фильм по повести Василя Быкова «Сотников»...
В Малом Гнездниковском, где располагалось Госкино СССР, на Шепитько посмотрели тогда не иначе как на сумасшедшую.
Ведь помимо ее собственной столь «неблагополучной» репутации и сама проза писателя-фронтовика Василя Быкова — острая, колючая, обжигающая правдой — была, мягко сказать, не в чести. Главное Политическое управление Советской Армии, а вслед за ним и вся официозная советская критика поносили каждую новую книгу писателя, обвиняя его в «дегероизации», «пацифизме», «абстрактном гуманизме», «очернительстве» Советской армии и партизанского движения...
И еще до того, как Шепитько обратилась в Госкино со своим предложением об экранизации «Сотникова», эта затея была уже однажды безоговорочно пресечена.
Сценарий по своей повести поначалу написал сам Василь Быков. Оценить его по линии Главной сценарно-редакционной коллегии Госкино СССР были уполномочены два постоянных эксперта — режиссер Лев Арнштам (автор фильмов «Подруги», «Зоя») и маститый, авторитетнейший киновед Ростислав Юренев.
Первый поддержал идею постановки «Сотникова» решительно и безоговорочно. Замечу мимоходом, что в пестрой и разномастной стае членов ГСРК, которым поручалось писать закрытые отзывы на самые спорные и «рискованные» проекты, Анрштам последовательно и квалифицированно исполнял роль ангела-хранителя всего истинно живого, талантливого и интересного. Не изменил он этому амплуа и при оценке быковского сценария.
Юренев, между прочим, сам фронтовик, летчик штурмовой авиации, оценил его по-иному: «...Сценарий “Сотников” написан хорошо — ясно, зримо, экономно. Сюжет, характеры, атмосфера, мысль — все выражено отчетливо, сильно. Однако, как мне ни печально, я не могу рекомендовать к постановке эту бесспорно талантливую и честную вещь. Я бы не хотел видеть на экране такой фильм — все в нем мрачно, безысходно, безнадежно...
В сценарии — все гибельно. Гибельна честная и мужественная прямолинейность Сотникова. Гибельно самоотверженное принятие на себя миссии старосты — стариком Петром.
Гибельно бабье, пассивное, но человеческое поведение Демчихи. Гибельна и борьба за жизнь — кто бы и как бы ни боролся: и жалкие детские попытки спастись еврейской девочки, и хитроумные расчеты сильного, жизнеспособного Рыбака...»
В общем: сценарий прекрасен, ставить ни в коем случае нельзя...
По получении столь контрастных отзывов начальство в Малом Гнездниковском могло, конечно, повести себя и так, и эдак. Прикрывшись отзывом Арнштама, можно было бы рискнуть... Но убойная эпистолия Юренева похоронила все прочие варианты. Работа над сценарием была прекращена в мгновение ока и, как казалось, уже навсегда. Но тут-то на пороге Госкино и появилась Лариса Шепитько с горящими глазами, взгляд которых невозможно выдержать даже несколько секунд.
Сохранилось свидетельство сценариста Анатолия Гребнева о битве Шепитько за постановку будущего «Восхождения»:
«Я помню, как-то встретил в Госкино Ларису Шепитько, которая уже просидела несколько часов у дверей какого-то кабинета в ожидании приема у его хозяина. Я посмотрел большой фильм, набегался тоже по кабинетам, возвращаюсь, а Лариса все так же сидит и ждет. Я не выдержал, спрашиваю: «Из-за чего ты тут так долго сидишь?» — «Толя, я хочу ставить то, что я хочу. А для этого надо вот так сидеть и ждать...»
Так она пробивала свое «Восхождение». И пробила в конце концов.
Так — в духе эдакой вполне типичной коллизии героической борьбы за право поставить свой фильм — выглядит предыстория фильма «Восхождение» с внешней стороны.
Если же взглянуть на нее изнутри, то она окажется неизмеримо более сложной и абсолютно нетривиальной....
В работе над фильмом «Ты и я», предшествовавшим «Восхождению», Шепитько в противостоянии и конфликтах с госкиношной редактурой, надеясь как-то выкрутиться за счет чисто режиссерского мастерства, уступила ряд принципиальных моментов и, по ее собственному признанию, «потеряла фильм» — очень для нее важный, рубежный, исповеднический.
«Я разбилась в кровь, — признавалась она. — Для меня наступило тяжелое время, четыре месяца я находилась в чудовищном физическом и психическом истощении. ... Я была мертва, истощена, бездарна и бесплодна окончательно. Я была не контактна, не было у меня в то время никаких знакомых, ко мне нельзя было подойти, и я ни к кому не подходила. Это были жуткие месяцы...
Я поняла тогда, что подобное еще может со мной случиться, что я должна быть к такому готова. Я научилась прислушиваться к себе. Я научилась жить сама с собой.
До тех пор я жила, как герой фильма “Ты и я”. У меня не было ни ударов, ни серьезных срывов. Меня усыпляло и баловало все, я такая была, знаете, кинодевочка, которую не сражали ни серьезная критика, ни трезвая оценка. Правда, я всегда ощущала, что как будто занимаюсь не своим делом. Вот занимаюсь этим и жду только такого момента, когда меня попросят очистить съемочную площадку. Вроде я засиделась в гостях. Вот такое порхание в своей профессии — оно-то и кончилось тем кризисом. Я ударилась, в кровь разбилась, но сумела хоть на карачках, а выбраться.
Это дало мне опыт. Это дало мне силы жить и работать дальше. Я впервые поняла, почувствовала, утвердилась в том, что для меня работа в кино — это вся моя жизнь».
Фомин В. Лариса Шепитько: «Я разбилась в кровь» // Родина. 2004. № 4.