Драматургия спектакля «Горбачев» закольцована: все начинается с последней беседы бывшего президента СССР и его супруги Раисы Максимовны. Этим же свиданием в немецкой больнице, где Раиса умирала от лейкоза, все и заканчивается. Только в начале про эту ночь, когда супруги в последний раз вспоминали всю свою жизнь, говорят актеры Евгений Миронов и Чулпан Хаматова, подглядывая в листы пьесы. А в конце это ожившее воспоминание, сцена от первого лица. Пожилой грузный Горбачев, с оплывшим лицом, и снова юная, в белом платье, Раиса, перед смертью вдруг забеспокоившаяся: вернули ли соседке по общежитию туфли, которые одалживали на свадьбу 46 лет назад.
Три часа спектакля — огромная жизнь длиною почти в 90 лет и история любви и дружбы сроком почти в полвека. Почему-то слово «дружба» тоже хочется употребить, когда думаешь о взаимоотношениях этих людей.
<...>
«Горбачев» начинается в огромной гримерке (в нее превратилась сцена Театра Наций, декорации делал сам Херманис), и все три часа не устает напоминать о своей театральной, игровой природе. Актеры, исполнители ролей четы Горбачевых, готовятся к спектаклю — гримируются перед зеркалом. Миронов нащупывает южнорусский говор, «гэканье», узнаваемое «у» вместо «в», Хаматова — приподнятую интонацию из 50-х, знакомую нам по фильмам того времени. Гримерка полна париков, нашлепок, масок, зеркала завешаны фотографиями героев в разные периоды жизни, в углу — костюмерка, здесь на вешалках — платья Раисы Максимовны, пиджаки Михаила Сергеевича, куртки, обувь, головные уборы. На правой двери обязательная табличка «Тихо! Идет спектакль!».
Актеры постепенно приближаются к образам, момент перехода от «он» к «я» почти незаметен.
При всей внешней схожести они, конечно, они превращаются в персонажей — не в людей, а в театральную фантазию. На сцене все укрупнено, все отчасти окарикатурено, и это, скорее, не Горбачев и Раиса Максимовна, а наше общее, коллективное представление о них: маски и персонажи, укорененные в медиа и фольклоре. И самый интересный процесс здесь — соприкосновение человеческого содержания, богатства подлинной жизни с условностью, упрощенностью персонажа.
Все здесь немножечко кино. Горбачев-Миронов из 50-х в коричневом костюме с широкими брюками, с модным зачесом-коком на голове, щебечущая Раиса-Хаматова в малиновой кофточке, их встреча на концерте Лемешева, посиделки в комнатах на тридцать человек, первая прогулка до общежития, свадьба в диетической столовой — все это буквально и прямо визуализировано, приукрашено, сдобрено наивной, жизнерадостной интонацией и напоминает сценки из фильмов, которыми герои спектакля тогда, как и вся страна, засматривались. Добиваясь этого эффекта, Херманис, не стесняясь, использует приемы самого простого, иллюстративного театра — стоя у вешалки костюмерной, почти прямо под табличкой «Тихо! Идет спектакль!» Миронов-Горбачев, которого разрывает от молодости, от радости жизни и любви, поет дурным голосом арию Ленского, компенсируя девушке пропущенный концерт любимого певца. А та звонко смеется, пряча лицо в варежках. Точная, узнаваемая стилизация, настоящее кино 50-х.
<...>
Да, кажется, что спектакль Алвиса Херманиса все-таки не про любовь, как было много раз сказано в анонсах, а именно про свободу. И решение Горбачева после подавления путча ехать не на площадь к людям, а в больницу к жене — решение именно свободного человека, выбирающего и осознающего последствия выбора. Не зря в спектакле несколько раз возникает имя Мераба Мамардашвили, однокурсника Раисы Максимовны по философскому факультету МГУ. И его фраза, которую вспоминают в минуту сомнения: свободные люди могут очень немногое, а рабы не могут ничего.
Банасюкевич А. Свободные люди могут немногое, а рабы не могут ничего: Михаил и Раиса Горбачевы в спектакле «Горбачев» // Журнал «Театр». 12.11.2020