22.V.1938 года
тов. Анненский
<...>
Я очень рад, что мною впервые привлечена в кино такая замечательная актриса как О.Е. Андровская, и я считаю это одной из наибольших моих заслуг в своей работе. Я думаю, что это должна быть не единственная ее работа в кино.
Впервые мы взялись за Чехова и, наконец, впервые мы ставили водевиль. Это было рискованно, тем более что эта вещь была заиграна везде и всюду до предела, потому что почти ежедневно она исполняется на сценах всех самодеятельных клубов и т. д. Взяться ее ставить было очень рискованно. Вообще было очень много трудностей, потому что мы приступили к короткометражной картине, а потом разошлись и получилась почти полнометражная. И это уже предопределяло ряд трудностей. Я не мог рассчитывать, что я сделаю половину на среднем уровне, половину на высоком, а последнюю хорошо, и мне все простят. Я не думал, что на большем метраже актеры сумеют исправить свои ошибки и т. д. Одним словом, стояла задача очень жесткая и очень трудная.
Наконец, были трудности потому, что мы чисто театральную, специфически театральную вещь, сделанную в одном интерьере, должны были показать в кино. Но я всегда был убежден, что динамика есть в столкновении характеров, в человеческой психологиии, если этого нет, то скачущие всадники в любых пейзажах не создадут этого впечатления. Поэтому я думал, что не в том специфика кино, чтобы очень большие массы людей переходили с места на место. Достаточно, чтобы зритель был увлечен, когда играет один человек, в одной комнате в продолжении 4-х частей, если работа и то, что с ним происходит, интересны.
Поэтому я думаю, что трудности камерного построения, трудности интерьеров нами были в какой-то мере преодолены. И потом я думаю, что если бы Антон Павлович Чехов писал для кинематографии, он не писал бы в одной декорации. И в пьесе он тоже говорит: «Пойдемте драться в сад». И поэтому я это делал, исходя из намеков и ремарок.
Вторая задача. Основной мой упор был на актера. Может быть, потому что я сам был актером довольно продолжительное время, до этого работал в театре и считал основой сценического действия актера. Поэтому пробе актеров я придавал тоже большое значение. Это задача нелегкая, тут можно ошибиться, и тогда очень жестоко за это приходится расплачиваться.
Мне нелегко было получить актеров — все занятые в картине актеры — москвичи, а мы снимали в Ленинграде. Это было сопряжено с большими трудностями, но я на них пошел, потому что я видел именно этих актеров в ролях и никаких других.
Но должен сказать, что мы с актерами работали в очень большом контакте. Они мне очень помогали, а я старался у актеров максимально развивать их инициативу, выявить и показать лучшее, что у них было. Например, дубли я отбирал в первую очередь по актерскому принципу, какой кусок лучший актерский. У меня бывали споры с оператором, но я был беспощаден, только актерский кусок хороший отбирал.
Только потому, что между актером и зрителем в кино стоит еще режиссер, который даже хорошую работу может иногда подвести монтажом и отбором, я обращал внимание на то, чтобы максимально донести то хорошее, что мог дать актер и развить их личную инициативу. Мне кажется, что всегда лучше, когда человеку не навязываешь, чем ты даешь ему какие-то надуманные вещи. Поэтому актеры работают органично, не чувствуется, что им что-то навязывают.
Я не хочу сказать, что много хороших слов, которые были сегодня сказаны привели меня к головокружению от успехов. Я критически отношусь к своей работе и вижу в ней целый ряд недостатков. Например, сценарий не полностью уложился в картине. Там был эпизод его проезда по должникам, причем это было задумано так, что в каждом доме ему отказывали, нигде денег нет, и постепенно нарастало его возмущение. И в конце концов, он был вынужден обстоятельствами попасть к ней. Но по целому ряду обстоятельств мне пришлось эти куски выбросить.
Я думаю, что мне недостаточно, не в полной мере полноценно удалось построить параллельную линию слуг. На это были тоже особые причины. Наконец, там есть целый ряд мелких неудач, которые меня лично коробят. Например, портрет, который мной был задуман не от Мейерхольдовского, а от ....... Федорова, он тоже не был осуществлен по целому ряду причин.
Ну и наконец самый трудный период в работе над картиной был период ее сдачи, потому что он совпал с тем, что был опубликован новый тематический план, и, как всегда бывает, на местах перестраховщики очень испугались: а как же мы теперь Чехова покажем? Я не знал тогда нового руководства кинематографии. Я был в Ленинграде и меня тогда очень сильно пугали, что как же вы поедете с этой картиной в Москву, что это чуть ли не контрреволюция. Я чувствовал себя человеком, совершившим какое-то преступление. Такова была обстановка. Но я очень рад был удостовериться в том, что новое руководство, очевидно, правильно понимает свои задачи и на самом деле не таково, каким его на местах хотят представить. Никто не сделал таких выводов в отношении тематики этой вещи. И я думаю, что поступили правильно, потому что Чехов и его комедии тогда, когда зрителю очень хочется смеяться, когда нашему зрителю стало жить лучше и веселей — комедия ему нужна и она имеет право на существование. И я рад был в этом убедиться, когда приехал сюда и руководство приняло у меня вполне удовлетворительно картину.
Конечно, было много трудностей. Херсонский сказал с такой улыбочкой, что молодому режиссеру было трудно делать быт и стиль, который он не видел. Это правильно. И тут задача показа стиля эпохи была очень трудна. Но я имел возможность показать картину ближайшим родственникам А.П. Чехова Ольге Леонардовне Книппер и М.П. Чеховой — его сестре. И я услышал от них много ценного. Мне, например, приятно было услышать одну подробность, что, оказывается, романс, выбранный мною, был тот романс, который очень любил Антон Палович, который он всегда просил петь. Так что очевидно, не только жить в ту эпоху надо, не только быть старым, но какой-то этап вдумывания, ознакомления, переживания материала, иногда даже интуитивно, подсказывает верные вещи.
Я хотел бы еще рассеять такие, несколько неправильные представления, которые складываются у товарищей, не к моей выгоде, но я должен об этом сказать. Конечно, это не первая моя работа в искусстве, хотя первая в кино. Я работаю в театре, несмотря на мою молодость, свыше 10 лет, и это есть поэтому итог какой-то предварительной моей работы. Поэтому вопрос работы с актером, вопрос стиля — они не могли бы появиться в первой работе, если бы она не была итогом определенной линии работы, которую я многие годы веду.
Но это не значит, что я не считаю эту работу новой, потому что отсюда надо начинать какую-то другую, более ответственную работу. И я понимаю выводы, которые здесь были сделаны, как обязывающие меня к более серьезному, глубокому и вдумчивому подходу во всех дальнейших моих работах в области кино.
РГАЛИ. Ф. 2450. Оп. 2. Ед. хр. 884. Лл. 14-17.