В чем различие сценария и фильма?

<…> …в тексте сценария [«Возвращения»] был «толстый» - не «мелкий», а «толстый». И ассистент по актерам мне говорит: «Ну что, мы ищем толстенького?» Я говорю: «Ни в коем случае. Не читайте так текст, не имеют значения никакие психологические характеристики. Просто ищем детей, разница в возрасте которых должна быть два года - и это все, никаких внешних характеристик».

<...> Прежде всего, хочу сказать, что сценарий меня очень сильно впечатлил. Такие сценарии редко можно встретить, он такой был живой, в нем такая пружина сидела, что я летел по страницам. Очень медленно читаю, а тут я просто проглотил текст, настолько там мощная сила была. Но мне сразу стало понятно, что та рама, которая обрамляла это действо, категорически здесь неуместна. Мы встретились с Сашей и Володей [сценаристы фильма Александр Новотоцкий и Владимир Моисеенко], и они сказали: «Да, согласны, просто не было времени придумать что-то лучшее». Уверен, если бы у них было время, они бы эту вещь довели до ума. Все, что являет собой фильм «Возвращение», в сценарии было флешбэком, воспоминанием сорокалетних братьев, которые уже выросли. Они почему-то очутились в Америке и живут в Нью-Йорке, сидят на балконе в Манхэттене, пьют водку - звали их, кстати, Арчил и Давид. И вот, значит, сидят такие мужички, пьют горькую и вспоминают путешествие с отцом. Вспоминают какие-то детали, и потихонечку мы попадаем в это прошлое, и попадаем туда с той сцены, когда мальчики во дворе своего дома из-за чего-то повздорили, подрались: «Ты мне рубашку порвал! Я матери расскажу!» А мать выходит вешать белье, и они: «Мама, мама!», а она им: «Тихо, отец спит». Вот, собственно, с этой сцены и начиналась история. Не было первой сцены с прыжками с вышки, не было сцены с матерью на вершине, не было подводной панорамы над затонувшей лодкой, естественно, не было всего этого начала, не было пробега, который тоже пришел уже позже.

Когда брат за братом бежит?

Когда брат за братом бежит, потом они меняются местами, и уже непонятно, кто из них за кем бежит... И вот сперва экспозиция, вход в историю, а дальше титры. Для меня было важно, чтобы между этой экспозицией и... то есть сцена встречи с отцом должна была быть первой в фильме, и, в принципе, это сложилось, потому что после титров зритель как бы говорит себе: «Ну вот, титры прошли, а сейчас начнется!» Все равно есть такой момент: ты отпускаешь напряжение. Финал тоже был другим. Они вынимали тело отца из лодки, находили этот ящичек. В сценарии было так. <...>

Так вот, дети пошли вглубь острова за червями, если вы помните, и вдруг увидели, что отец что-то там где-то роет, они подглядывают за ним и видят, как он вынимает из земли ящик. Потом отец уходит на берег, к палаткам, и уже потом, после развернувшейся трагедии, наутро, складывая вещи рядом с телом отца в лодке, кто-то из них спрашивает: «Где тот ящик, который он выкопал?» Они сперва долго не могли его найти, потом находили, переправляли тело на тот берег, клали тело на заднее сидение «Волги», пытались открыть ящик - кажется, не смогли, сейчас я точно не помню, - клали его в багажник и отправлялись с берега. На дороге их догоняла другая машина, из нее выходили какие-то бандиты, ну, какие-то, в общем, сомнительные лица. Они пересаживали детей в свою машину, сжигали автомобиль с телом отца и были счастливы, найдя ящичек. Как в «Криминальном чтиве», помните: «Мы счастливы?» И Траволта отвечает: «Да, мы счастливы».

Звягинцев А. 01 мастер-класс. М.: Артерия кино, Мир искусства, 2012.