Убежден в себе

... крайне интересную для познания современного человека индивидуальность создает Е. Евстигнеев.

Дело не только во внешних приметах его игры, например в особой вибрации голоса: «ровным» тоном этот актер редко говорит на сцене, хотя, надо сказать, интонация Евстигнеева, настороженная, таящая переменчивость, психологически очень многозначительна. Она предупреждает, что перед нами человек чуткий, может быть, неожиданный, во всяком случае сложный. Ведь интонации эти то звучат задушевностью, то слышится в них странная, отчужденная от собеседника замкнутость, то появляются скрипучие, неприятные ноты, а в превосходно сыгранной артистом роли Сатина финальные реплики звучат по-новому, грустно, иронично, словно человек ото всех ушел в себя, а там, в себе, ему места тоже нету...

Но в конечном счете дело не во внешних приметах игры, несмотря на то, что манера держаться у Евстигнеева тоже очень характерна: в динамическом рисунке его игры много «полудвижений», микродвижений, однако заметных для зрителя. В жестах его благодаря этому чувствуется некая колебательность, неопределенность; в результате самое простое движение, столь отчетливо прорисованное четкими, но мелкими штрихами, обращает на себя внимание, обещая что-то большее. Все это вместе взятое привлекает необычностью, но тем удивительнее после этого главное: основа самых разнообразных евстигнеевских ролей по сути своей полярна внешнему впечатлению.

«Лирический герой» этого актера, вроде бы сомневающийся, в лучшем случае осторожно уверенный, на самом деле каждый раз абсолютно убежден в себе, в своей жизненной и узко житейской правоте. Разлад с собой, спор с собой ему на самом деле решительно несвойственны. Бывает недовольство ситуацией — но это другое дело. Его манера держаться, стиль общения с людьми — это (более или менее осторожное, более или менее сознательное тут уж все зависит от роли) прощупывание путей для само-утверждения.

Почему начальник пионерского лагеря в кинофильме «Добро пожаловать!» ест компот прямо из поварешки так спокойно, по-деловому? А почему бы ему как угодно не есть компота, если он — начальник лагеря? «Лирический герой» Евстигнеева всегда убежден, что прав, и убеждение это настолько абсолютно и неколебимо, что, разительно контрастируя с нервной, вроде бы «рефлектирующей» манерой поведения, оно создает удивительный эффект.

Кстати, именно поэтому образы интеллигентов, внутренне сильных, но попадающих в неожиданные и озадачивающие обстоятельства, оказываются в границах евстигнеевского «лирического героя».

Айхенвальд Ю., Индлина Ю. Школа «Современника» и кино // Актер в кино. М.: Искусство. 1976. С. 198-210.