Я знал Олега Ивановича Даля, и опыт знакомства — опыт отрицательный.
В 1972-1973 годах «Современник» переживал кризис: Олег Николаевич Ефремов ушел во МХАТ и увел с собой большую группу ведущих артистов. Новый главный режиссер — Галина Борисовна Волчек — поступила в этой ситуации очень мудро и дальновидно. Она, с одной стороны, стала собирать и приглашать в театр совсем молодых талантливых выпускников театральных вузов, а с другой — возвращать артистов, когда-то работавших в «Современнике». Так в театре вновь появились Валентин Гафт и Олег Даль.
Меня пригласили в «Современник» режиссером еще до защиты диплома в ГИТИСе. Даля я тогда не знал. Слышал фамилию, но не более того. Не видел его в спектаклях и фильмах.
Получив первую работу — инсценировку по повести Симонова «Из записок Лопатина», я стал распределять роли. Далю досталась эпизодическим роль Гурского. Конечно, тогда я не понимал, что Олег Иванович был артистом другого свойства, качества, масштаба.
Отношения режиссера и актера — это как отношения мужчины и женщины. Либо нравятся друг другу, либо — нет. ‹…› С Олегом Ивановичем сложно стало сразу. Он резко ушел с одной из первых репетиций, потому что мои предложения казались ему полной ерундой. Haверное, он был прав. Он чувствовал не так и понимал
Я тогда был абсолютным формалистом и, что называется, сочинял спектакль дома. Передо мной была литература, макет спектакля, я познавал среду, вычленял звук, а артист был одним из компонентов картины, которую я рисую, одним из штрихов этой картины. Когда на сцене впервые появлялся Гурский, которого играл Даль, для меня самым важным было то, что художник Корейский замечательно скомпоновал пачки с газетами, устроил натюрморт из точных предметов военного быта, уплотнил и художественно спрессовал все это в почтовой вокзальной телеге, и мне оставалось в эту композицию «вставить» Олега Ивановича Даля. Я чувствовал, что раздражаю его, и, наверно, будь на его месте, раздражал бы сам себя. Премьеру выпускал Райкин. А Даль потом все-таки сыграл в этом спектакле. Сыграл замечательно. Но как-то отдельно... От пьесы, от партнеров, от режиссера... Сыграл с собственным началом и собственным финалом. И я искренне думал тогда, что Даль разрушил мое «произведение».
Я и сейчас считаю, что режиссер — автор спектакля, но со временем стал больше учитывать артиста, провоцировать его на определенные проявления. Сейчас я бы встретился с Далем по-другому. Мы бы подружились. Сейчас есть опыт и понимание артиста как основы театрального сочинения, и, думаю, мне было бы что ему сегодня предложить.
Олег Иванович был человеком неудобным. В «Современнике», с одной стороны, его нежно любили, особенно женщины, а с другой... Он не вписывался в компанию, всегда оставался сам по себе. Колючий был человек. Даль приходил и уходил, не объясняя почему. Его не понимали, ревновали, завидовали — обычное дело среди артистов.
Театр — это место, где мы все время открыты: режиссер — артисту и артисты — друг другу. Для того чтобы талант проявился, он должен быть востребован партнером.
Невостребованность Даля со стороны «Современника» и привела к очередному уходу. Товарищи проводили его эпиграммой Гафта:
Уходит Даль куда-то вдаль
Не затеряться б там, вдали...
Немаловажная деталь,
Он все же Даль, а не Дали...
Потом оказалось, что этот уход стал последним.
Даль не занял места, достойного его дарования. Он прошел сквозь «Современник», как прошел сквозь какие-то ленинградские театры, сквозь незначимые фильмы, прошел сквозь нашу коммунистами затравленную культуру.
Олег Иванович — артист, который по таланту и интуиции перерос практикующий театр. Поэтому неслучайно наиболее мощно он работал все-таки с Эфросом. Анатолий Васильевич был авторитетом. Олег Даль, который сам писал, вел подробнейший творческий дневник, пробовал заниматься режиссурой — я имею в виду его моноспектакль по стихам Лермонтова, — думал о режиссуре как о возможности самовыражения. Очевидно, что режиссер, комментирующий текст, Даля не удовлетворял. Ему нужна была режиссура не как отражение, а как «провокация», как партнерство, как сочинение, и он готов был стать соавтором. ‹…›
Я обычно смотрел и смотрю свои спектакли, что-то меняю для артиста, но с Далем был очень осторожен, старался не нарываться. И все-таки «его» сцену я смотрел всегда. Смотрел, но не комментировал... Смотрел его и в чужих работах.
Запомнился один из самых удачных спектаклей Валерия Фокина «Провинциальные анекдоты», где Даль играл замечательно. Олег Иванович умел играть пьяного, и на спектакль «Вкус черешни» я специально приходил, чтобы посмотреть, как он это делает. Даль точно брал речевую характеристику, состояние и пластику персонажа.
Даль не мог быть просто артистом-исполнителем. Если такое происходило, то Олега Ивановича это злило, раздражало, провоцировало на пьянство.
Упущено много. И я сожалею, что недооценил Даля даже не как артиста — как человека. Я тогда был безответственным, лёгким, беззаботным, был избалован присутствием в своей жизни незаменимых, уникальных, объемных художников. И Даль, безусловно, принадлежал и теперь принадлежит к ним.
Сейчас я бы встретился с ним по-другому.
Райхельгауз И. Не верю. М.: ЭКСМО, 2009.