Свинцовое ленинградское небо, тускло поблескивает шпиль Петропавловской крепости, со всех сторон на огромную площадь стекаются массы людей.
Снимаются сцены встречи В. И. Ленина у Финляндского вокзала. Идут матросы, солдаты, рабочие, обыватели, и кажется, не будет конца этому бесконечному людскому потоку.
Невольно закрадываются опасения: справимся ли мы с этим людским водоворотом, сумеем ли подчинить эту стихию законам кадра и мизансцены?.. С трудом протискиваясь сквозь плотные массы людей, я устанавливаю съемочные камеры в разных пунктах площади. Мне хорошо слышно, как озябшие на ночном холоде люди выражают свое недовольство по поводу неизбежного в нашем деле ожидания.
Накрапывает мелкий дождик. Ропот кругом усиливается... Еще минута — вся эта многотысячная масса людей выйдет из повиновения, разбредется, и мы не снимем необходимых для фильма кадров...
Но вот над волнующимся морем голов возникает крупная фигура с бамбуковой тростью в одной руке и мегафоном в другой.
Уверенно и спокойно осматривая площадь с высоты парктикабля, Луков невольно приковывает к себе внимание всей массы людей. Шум и ропот затихают... Он подносит к губам мегафон, но, как это часто бывает, мегафон не работает. Лукова это обстоятельство нисколько не смущает. Зачем ему мегафон! Его мощный голос и без мегафона гремит над толпой.
И вот на глазах у нас происходит чудо.... Несколько, слов — и между оратором, и многотысячной аудиторией устанавливается теснейший контакт.
Его слушают, затаив дыхание. Забыты холод, дождь, усталость. Перед зачарованными слушателями встают яркие образы героических дней семнадцатого года. Притихла огромная площадь н с напряженным вниманием ловит каждое слово. В яркой и красочной форме Луков излагает самую суть снимаемой сцены и, как опытный полководец, тут же разбивает массовку на отдельные группы; каждой группе дается конкретное задание, и вот уже перед нами не беспорядочная толпа людей, а слаженный коллектив, который подобно гигантскому оркестру ждет только взмаха дирижерской палочки, чтобы прийти в согласованное движение.
За долгие годы своей работы в кино мне пришлось работать со многими выдающимися режиссерами, но ни один из них не мог бы сравниться с Луковым в искусстве общения с массами. Прирожденный оратор и трибун, он всегда находил самый прямой и верный путь к сердцу слушателя н зрителя. Просто удивительно, до чего быстро, точно и выразительно разводил оп многотысячные мизансцены, с каким искусством координировал в кадре движения огромных людских масс.
Но многогранный талант Лукова проявлялся не только при съемке масштабных массовых сцен, в полной мере он раскрывался в работе с актером, в четкой филигранной отделке сценарного образа, в тонкой нюансировке каждого слова, движения, жеста актера. С удивительным терпением и настойчивостью он мог долгими часами добиваться от актера нужной интонации и приступал к съемке лишь тогда, когда достигал задуманного результата.
Он был человеком неистощимых творческих возможностей, и мне, видавшему виды оператору, не раз приходилось удивляться, как в его интерпретации оживали казавшиеся безнадежно сухими и скучными сценарные эпизоды. Он как никто другой умел за рамками сценария чувствовать горячий и взволнованный пульс жизни.
Прочитаешь, бывало, сценарный эпизод, и, что называется, «ни уму ни сердцу»: попросишь Лукова рассказать это место своими словами и только диву даешься, до чего у него все получается увлекательно н захватывающе интересно.
Он не щадил своего сердца, щедро отдавал его тепло своему искусству, своему народу.
Кириллов М. Таким мы его запомнили // Искусство кино. 1964. № 8. С. 83.