<...> Но в выступлениях людей, которые мне казались наиболее образованными, меня заставляло прислушиваться следующее: они хвалили некото­рые картины, кричали, что вот только это — столбовая дорогая советского искусства и советской кинематографии, в доказательство иные из них очень убедительно цитировали Маркса, а иные Фрейда, но все они сходились на том, что твердым голосом говорили в лицо режиссерам, сделавшим эти кар­тины, что они «гении», и что их картины «гениальны», и даже — что одна еще гениальнее другой.

И по дороге домой мне приходилось мучительно задумываться, что я не понимаю, почему они гениальные; и это, наверное, потому, что я недо­статочно образована и культурна, а «с точки зрения диалектического мате­риализма», упоминавшегося ораторами на каждом шагу, я ничего не мог­ла оценить, т.к. ничего о нем не знала и еще думала о том, что мне надо на­чать читать Маркса, Фрейда и диалектический материализм, чтобы понять то, что понимают они, и уяснить, что же мешает понимать мне, и чтобы вы­яснить для себя, какие же картины стоят того, чтобы называться гениаль­ными, и по которой же из них надо учиться и равняться. Беспокойно было и то, что гениальные картины были разные, и уж если бы решить равняться по одной, то тем самым исключалось равнение на другую, а у ораторов вы­ходило так, что по всем картинам, которые были названы в АРРКе гениаль­ными, по всем им и нужно равняться. Впрочем, было одно, что объединяло все гениальные картины, — это так называемый «американский монтаж».

Зрителю много лет приходилось терпеть от этого американского мон­тажа. Он состоял в том, что смена кадров на экране шла с такой фантасти­ческой быстротой, что не вдруг можно было разобраться, что же показы­вается. Режиссеры как бы соревновались между собой, как почуднее по­казать, например, обыкновенную лошадь. И как бы помельче накрошить куски пленки. Делали так: ¼ метра — хвост, ¼ метра — грива, ⅛ — хвост, ⅛ метра — грива, 1 кадрик — хвост, 1 кадрик — грива. И из всего этого зри­тель должен был понять, что на экране показывается целая лошадь. А уж зачем она показывается, [в] это[м] и вовсе не всегда можно было ра­зобраться. Между прочим, с этим «американским монтажом» произошла международная неувязка. Дело в том, что у нас считали это приемом, за­имствованным из американской кинематографии. Кто пустил этот слух, до сих пор неизвестно, но известно, что с тех пор как в Америке увидели наши картины, то такой монтаж назвали «русским монтажом». За ненадоб­ностью теперь этим вопросом никто не интересуется, но тогда американ­ским монтажом отличался один режиссер с мировым именем, и особен­но по нему предлагали равняться АРРКовские ораторы и критики. Мне же как раз этот американский монтаж особенно не нравился, но разобраться во всем этом было трудно потому, что рядом с этим режиссером другого тоже называли гением и его картину — гениальной.

Архив М. А. Барской //Музей кино. Машинопись. Цит. по: Киноведческие записки. 2010. №94-95.