Фильм Алексея Балабанова «Замок» вызвал у меня сложные чувства. Точнее — он вызвал их у меня подозрительно мало, и в этом вся сложность. По-моему, этой экранизации запросто могло не быть, но сформулирую конкретнее: мне непонятно то глубинное авторское побуждение, которое заставило А. Балабанова и С. Сельянова (соавтора сценария) потратить такую уйму таланта, энергии и денег.

Это кино холодное, даром что точно найдена мера соотношения смешного и страшного, характерная для кафкианского гротеска. Мне неясна та сверхзадача, которая могла бы в этой затее присутствовать: просто найти экранный эквивалент Кафки? Да, это сложно, почти нереально, Балабанов подошел к этому очень близко, но и только? Зачем воспроизводить Кафку на экране, если он уже состоялся как явление прозы? Мне не совсем понятно, каковы те тайные струны балабановской личности, которые «Замку» отзываются. Кафку я в этой экранизации различаю, Сельянова с Балабановым — нет.

В реальности кафкианского бреда есть по-своему безупречная логика, проследить эту логику и имитировать ее не так сложно, как кажется, особенно имея советский опыт. Сельянов и Балабанов придумали отсутствующую в оригинале историю с обменом именами (Землемер отказывается от своего имени, но его узнает мальчик, и личность возвращается к своему обезличенному хозяину). Это по-нашему, по-замковскому. ‹…›

У Кафки реальности нет: все устойчивые связи между людьми нарушены, жизнь не имеет ни цели, ни смысла, ни логики — он жизнь так видел, а не капитализм и не тоталитаризм. Даже в этом смысле Балабанов точен: в его фильме нет ни одной социальной «притяжки», и слава Богу. Разве что А. Герман переодет Кламмом, но и это едва ли может быть воспринято как намек на германовский стиль руководством объединением. Мир Кафки внесоциален, пространство его ограничено, а время стоит на месте. Балабанов нашел точный адекват такому видению мира: стилистику Брейгеля, его «Деревенского танца». В красках, в построении кадра, в тактичном и точном использовании широкоугольника мир Брейгеля с его застывшим, тяжеловесным весельем и тайной абсурдностью воссоздается почти безукоризненно. ‹…›

Я «простил» бы расхождение с духом оригинала (как «прощаю» Николаю Стоцкому принципиально иную, чем у Кафки, трактовку Землемера). Мне важно понять, зачем сильный и умный художник берется за этот текст. Ибо даже самое точное его воспроизведение будет только повторением на экране того, что Кафка уже сделал в прозе. ‹…›

Зритель с первого кадра убеждается, что попал в мир тщеты, скуки и путаницы (как ни старается Балабанов придать этому миру оттенок инфернальности). Лента прокручивается в холостую. Главный интерес зрителя — не то, что произойдет с героем (мы знаем, не произойдет ничего), а то, как Сельянов и Балабанов выйдут из сюжета. Они выходя из него, надо признать, довольно тривиально. Лишний раз показав, что сюжет в этом мире невозможен, и оттого иллюзорна концовка «Замка» в его кинематографическом варианте.

«Замок»: Спектр мнений // Культура. 1994. 20 августа.