Случилось так, что я посмотрел фильм «Мой друг Иван Лапшин» в обществе человека, который не является поклонником прозы
Юрия Германа. Мой коллега утверждал, что он заранее знает, какого рода зрелище его ждет. Будут, мол, на экране люди, без остатка и фанатично преданные своему делу — хирурги ли, геологи или милиционеры. Будет инфернальная, взбалмошная героиня — некая Настасья Филипповна в миниатюре. Будет, наконец, пришелец из другого мира, человек столичной элиты, который, словно яркая звезда, осветит провинциальную повседневность, скромное существование остальных героев, влюбит в себя инфернальную женщину, а потом покинет их всех навсегда.
Поразительно, но, «прокручивая» фильм еще раз внутри себя после просмотра, я обнаружил практически все ситуации и типы, предсказанные проницательным коллегой. Проницательность подвела его только в одном: не удалось спрогнозировать силу художественности, с какой режиссер вслед за писателем переосмыслил самые расхожие коды беллетристики. Мало того, Алексей Герман — сын писателя — сюжет из жизни 30-х годов [добавляет] новый компонент, которого не могло быть у автора положенных в основу фильма рассказов: эмоциональную память. Она, судя по всему, передается каждому поколению генетически и прогрессирует по мере того, как наши родители — родство здесь не обязательно буквальное — неумолимо уходят из жизни.
Во что бы то ни стало сохранить при помощи ассоциативной
памяти время своего детства и то, что ему предшествовало, — годы молодости родителей, окружавший их историко-бытовой контекст, культурный антураж, неповторимую ауру утраченного времени, — в этом находили одну из благодатнейших творческих задач художники разных стран и эпох — от Катаева до Трифонова, от Пруста до Бергмана. ‹…›
Удивительна работа оператора Валерия Федосова в фильме
«Мой друг Иван Лапшин». Цвет возникает в картине как бы синкопами, подчиняясь той самой логике ощущений, о которой говорил режиссер. Остальное изображение напоминает старые фотографии из альбома — оно слегка подкрашено, а, главное, одухотворено, облагорожено прошедшим временем.
Это же относится к человеческим портретам. Герман словно бы восстанавливает лица по фотографиям ныне ушедшего, состарившегося поколения. Его типажи — точное попадание в молодость этих сегодняшних стариков и старух.
В «Двадцати днях без войны» режиссер сумел включить в документированную ткань картины лица таких популярных актеров, как Людмила Гурченко и Юрий Никулин. В этом фильме, пожалуй, еще заметны следы усилий, предпринятых Германом для того, чтобы разрушить образ-штамп, сложившийся в зрительском восприятии наших «звезд». В новой работе достигнута та степень легкости и органики, когда лицо Андрея Миронова сосуществует с типажными образами непрофессионалов без всякого напряжения. И даже шлейф предшествующих ролей, и тот факт, что это лицо «примелькалось», использован как знак принадлежности героя к миру писательской элиты, отличности его от всех окружающих. Настоящим открытием Германа стал актер Андрей Болтнев, сыгравший Лапшина. В этом образе особенно ощутим высокий уровень психологической правды и человечности, который определяет художественную концепцию германовских персонажей.
Плахов А. Алексей Герман: сила эмоциональной памяти // Кино (Рига). 1985. № 5.