«Чучело» Ролана Быкова семь месяцев «лежало на полке». Начальственный топор смещался, не зная, что рубить. Начальники точили зубы, чтобы загрызть картину и ее создателя, который осуществил свой замысел, проявив непослушание: вместо одной серии снял две. За те же деньги, за то же время. Кто знает, что такое кинопроизводство, поймет, что речь идет о невозможном, почти о чуде. Быкова «пытали», заставляя сократить картину, ссылаясь на то, что по условиям договора она должна быть односерийной.
Я шла по длинному коридору монтажной и увидела Быкова. Он стоял у темного вечернего окна в конце коридора и глядел во двор, сцепив на затылке пальцы. Неожиданно он обернулся, я подошла и задала тот единственный вопрос, который и нужно и нельзя было ему задавать.
— Ну, что, Ролан Антонович?
— Сокращать. Резать. Наполовину.
Я смотрела в его как будто чуть выцветшие, словно выплаканные глаза, в которых, хоть они и были печальны, сверкали ум, и доблесть, и хитрость, и отвага. Не зная, как выразить свое сочувствие, я молчала. Быков усмехнулся и резко провел ребром ладони по животу:
— Сокращать. Наполовину. Ну, вот, я сократил, какую половину вы выбираете?
Истерзанный хождением по инстанциям, письмами, объяснениями и уговорами чиновничьей стаи, в глубине души он знал, что непобедим и не сдастся. Они не знали, а он знал. Над моим сочувственным кислым лицом он посмеивался. Он был борец, и жалость ему была не нужна, ему нужны были зрители.
«Чучело» преследовали, как живого человека. Каждый план картины был под надзором. От Быкова требовали сократить картину, убрать финал, вырезать казнь «чучела», доснять, переснять. Не принимали, запрещали, разрешали, но «при условии»... Он забрасывал письмами начальственные инстанции, шантажировал, грозил, соглашался, потом отказывался, писал списки поправок, которые он согласен внести и какие не внесет ни в коем случае. Он смеялся над своими мучителями, петлял, путал следы, охраняя жизнь своего детища. И охранил. ‹…›
Премьера состоялась в Доме кино. Зал был полон. Сцена ярко освещена. Тоненькой цепочкой на сцену вышли дети. «...» Быков сказал: «Я решил нарушить порядок и не просить никого меня представлять. Я не хочу, чтобы вышел человек и сказал: Это Ролан Быков. Он снял замечательную картину, которую я не видел и с удовольствием посмотрю вместе с вами...».
Быков говорил о позиции художника, о его долге: «Я верю, что наступит время, когда в жизнь войдут слова Вахтангова — с художника спросится». Потом он сказал: «Говорят, что в фильме „Чучело“ играют дети. Это неверно. В фильме играют актеры. Они исполняют свои роли — и это отличные актерские работы». ‹…› Невысокий, пластичный, похожий на эффелевского Бога, он закончил речь, разведя руки в стороны и чуть запрокинув голову, словно обращаясь к Вселенной:
— Что я могу сказать? Сбылось...
Корсунская Э. Книга для друзей. М.: ЗАО «Современная экономика и право», 2012.