Постепенно в душе Геловани накапливался, но не находил выхода серьезный внутренний протест. Последние фильмы 1950-х годов, в которых ему приходилось играть роль вождя, он воспринимал равнодушно. Факты говорят, что у скромного, сдержанного и немногословного человека, каким стал Геловани в последние годы своей жизни, была своя, глубоко скрытая от посторонних глаз духовная жизнь. То он в дежурных фразах объяснял свое «творческое вдохновение» во время съемок «Клятвы» ощущением постоянного присутствия «самого товарища Сталина», то говорил близким друзьям о своей нелегкой актерской и человеческой судьбе.

В минуты откровенности М. Геловани признавался Т. Б. Березанцевой в своей привязанности к комедийным ролям и в том, что ему их не дают ни в театре, ни в кино. И, погрустнев, доверительно и тихо сказал ей как-то позже: «Из-за роли Сталина я перестал существовать как актер. Может быть, мне не надо было это играть…»

13 июня 1953 года М. Г. Геловани по его просьбе, адресованной в Министерство культуры, был зачислен в штат творческого состава Театра-студии киноактера, а в марте 1954 года получил персональную пенсию по постановлению Совета Министров СССР. Артист, которому уже исполнилось шестьдесят лет, еще не терял надежды попробовать себя в разных и интересных ролях. Но за три года он сыграл только одну роль профессора Окаемова в «Машеньке» А. Афиногенова, однако его персонаж говорил с очевидным грузинским акцентом — семнадцать лет работы над образом вождя и здесь оставили свой след. По непонятным причинам его работа в кино после смерти Сталина оказалась под запретом. Ему даже не разрешили, несмотря на приглашение М. Ромма, сняться в небольшой роли турецкого адмирала в фильме «Адмирал Ушаков» (1953). Творческое бездействие угнетало актера, к этому прибавились тревожные мысли, связанные с внутренним пересмотром своей творческой жизни.

Хотя Геловани и занимался общественной работой в театре, ему иногда казалось, что он никому не нужен. Известная певица Д. Я. Пантофель-Нечецкая, жившая с ним на одной лестничной площадке, часто видела артиста в те дни мрачным, угнетенным, морально подавленным.

Ассистенту режиссера Б. С. Глускиной, которая была с Геловани в хороших отношениях, отчетливо запомнилась ее последняя встреча с актером в трудную для него пору — весной 1956 года.
Они стояли на пустой сцене Театра-студии киноактера. Горела лишь дежурная лампочка. У Геловани было очень грустное, осунувшееся лицо, и в глазах читалось желание высказаться, доверить кому-то сокровенные мысли. Как всегда тихо и деликатно актер сказал: «Уделите мне немного времени». И когда он почувствовал внимание к себе, то заговорил вдруг горячо и взволнованно: «Я не могу получать зарплату, ничего не делая. В спектаклях я почти не занят — все это доставляет мне страдание. Кино для меня закрыто. Роли мне больше никто не предлагает и не предложит. Вероятно, в моей жизни ничего не изменится».

Осенью 1956 года артист стал чувствовать себя значительно хуже. Геловани был физически крепким человеком и долгие годы ничем не болел, кроме ангины. В сорокапятилетнем возрасте он еще неплохо выполнял на турнике большие обороты. Ухудшение его здоровья и тяжелая болезнь связаны прежде всего с определенными моральными причинами. К ним относятся его творческая неудовлетворенность, отсутствие работы, резкая перемена в отношении к нему со стороны многих людей, напряженные раздумья. Кроме того, семейная жизнь Геловани осложнилась новыми заботами — на его иждивении с 1951 года были родители жены Людмилы Николаевны, переехавшие в небольшую квартирку на улице Горького.

Он умер 21 декабря 1956 года, в день рождения Сталина, и это воспринимается как фатальное и в чем-то объяснимое явление.

Б. С. Глускина вспоминает, что в этот день жена Геловани сообщила ей о смерти мужа по телефону и просила передать о случившемся коллективу Театра-студии киноактера. В коротком разговоре она упомянула, что рано утром Геловани интересовался, есть ли сегодня газетные статьи и сообщения о дне рождения Сталина, и просил газеты. К вечеру он умер. В прессе не было некрологов, которые полагаются народному артисту СССР, только две или три обычные информации в траурной рамке. Выйти из образа Сталина оказалось значительно труднее, чем войти в него.

 

Бернштейн А. Михаил Геловани. М.: ВТПО «Киноцентр», 1997.