В строгой ретро-стилистике картины Виталия Мельникова есть нечто родственное швейцеровской экранизации «Золотого теленка». Особенно в сценах столичных, когда герои почти добились своего и им осталось разве что одиночество на миру. А также в сценах заграничных (приграничных), где высокая мечта героев и вовсе оказывается враждебной реальности. Авантюризм профессиональный у Остапа Бендера и авантюризм природный у «начальника свободной Чукотки» Бычкова противоположны «по своим целям и задачам». Но в этом авантюризме, таком бесшабашном и таком гротесковом, теплится на удивление не выказанная ностальгия по иным мирам и иному существованию. Только у одного — в эйфории романтического индивидуализма, а у второго — романтического коллективизма.
Бычков в исполнении Михаила Кононова, по-детски прямолинейный и фанатичный в своем революционном рвении, и вовсе далек от какой-либо саморефлексии. И его «партию» откровенно доигрывает весь авторский строй мельниковского фильма, чья горьковатая комедийность, безусловно, спровоцирована взглядом из почти пятидесятилетнего далека. Из далека, где про прошлое знают нечто большее, чем оно само знает о себе. Что здесь играет Кононов — «революцию» или «контрреволюцию»? Он играет коллективное бессознательное, которое, перебесившись, вдруг затосковало в конкретной человеческой оболочке. Высота цели — это еще и слепота вдаль смотрящего.
Шмыров В. Начальник Чукотки Бычков // Сеанс. 1997. № 8.