…человек должен волноваться, только тогда это хорошо и интересно, А если художник не волнуется, то получается такие картины, как «Человек с ружьём» и вообще все картины и пьесы этого 1938 года.

✱ ✱ ✱

Я создала тогда маленькую детскую секцию в суматошной организации кинематографистов, где никто не относится серьёзно ни к чему, кроме собственных ораторских выступлений, а над мной даже издевались, так была ничтожна с их точки зрения эта «секция».

✱ ✱ ✱

Когда очень трудно работать, в один из выходных иду в музей.

Встреча с головой Челлини. Плачу: а мне мешают быстро взять материал и тратить силы только на его сопротивление. Опять не понимаю: Челлини мешал герцог, а мне мешают…? Но опять, кто же они? Р. ? Л. ? Да, они не герцоги, они коммунисты, у них партбилеты в кармане, они говорят ‹…› что они учавствовали в гражданской войне. Как же всё это понять, как же примирить?

Вот «3», он тоже коммунист, и он понимает, он говорит, что я права, что надо «драться». Но я и дерусь. Но ведь драться надо с врагом, а это коммунисты. ‹…› Но я беспартийная, и получается так, что я как будто лучше их понимаю? Откуда же мне понимать?

Ведь я не была в гражданской войне, я не прошла партийную школу. Может быть прав Л., когда он мне кричал, что я девчонка и хочу противопоставить себя партийному руководству?

Как же быть? Я чувствую, что я права. Я хочу поступать как настоящий партиец, а выходит, что я как-то иду против партии тем, что я против Л. и Р.

Как же быть? Ведь, если я права, а не они, то отчего их поставили на эти места, и почему они продолжают сидеть на них? Ведь их бы тогда сняли, если б они были не правы ‹…›

Значит это я должна вступить с ними в борьбу? Значит это я должна не только понять, но доказать, но и сказать партии, что эти руководители не годятся. А потом, если придут другие, которые тоже не будут годиться, то я опять сказать, и опять, и опять???

А В. и с ним другие тогда ополчаться против меня. На их стороне имя, сила, авторитет. Они нужны. Как же мне вступать со всем этим в борьбу?

И тут я поняла, что это неизбежно. Что мне, несмотря на свою слабость, одиночество, неграмотность, непартийность, всё же надо вступить и принять эту борьбу. И уходить от неё мне нельзя, даже если б я погибла, даже если они меня задавят, оклевещут, умертвят, даже если я паду как лошадь, у которой не хватит сил на подъём. Всё равно: должна. Вот это и есть управлять государством. Конечно, я не одна, если даже никто меня не поддержит. А если даже, … я своей жизнью не смогу… ‹…›?

Но я буду пока смогу ‹…›. Потому что нельзя им дать одержать надо мной верх. Победить кривде правду.

✱ ✱ ✱

Хотела бы я пережить несколько недель захвата работой, когда совершенно забываешь о том, что тебя ждёт, как только эту работу понесешь в инстанции или потом начнешь ставить. Проклятое состояние — знать, что чиновников настолько много, что никогда работать не дадут по-человечески. И учится на работе не дадут. Проклятые чиновники, слепые кроты, трусливые как шакалы и рабские как собаки.

Кажется, если б мне предложили на выбор: работать под ответственностью У., Ш., и иже с ними и иметь полное благополучие или же работать под свою ответственность, вплоть до расстрела, только чтоб эти тупые вонючие честолюбцы не смели вмешиваться — я выберу последнее.

Впрочем, мне настойчиво, в разных формах предлагается только первое, а если я этого не хочу, то они мне всеми средствами дают понять, что мне хуже будет…

Эти сволочи не умеют себе представить, что ответственность перед самим собой строже, чем всякая, действительно существующая у работающего человека и надо уметь доверять ей.

✱ ✱ ✱

Я не жалуюсь — я ненавижу всё это. Меня со слезами вместе душит ярость. Непереносно же всё это потому, что хотя бы можно было перелить эту ярость в работу, она бы трансформировалась, в обличение всего этого проклятого, что осталось в людях от старого. И ярость, даже такая полезная эмоция — зря пропадает…

Можно конечно работать, но заранее мириться с полуработой. Работать, «сохраняя энергию», как большинство у нас. При тех условиях, от которых мы зависим, так ухитряться может только приспособленец, или вроде наших, наспех сфабрикованных псевдогениев. Всё равно у меня не выйдет, если бы даже захотела и стала очень стараться.

Потому что при всём том, чтоб пробиться и удержаться надо если не творческий талант, то уж обязательно политиканский. Это большое искусство мне к сожалению, недоступно. Завидую. Те хоть, добиваясь положения и пр., насыщают своё честолюбие.

Невозможно, когда жизнь годами и десятками лет состоит из неприкрытых требований, из невозможности расточаться творчески, а только физически, стиснув зубы и делая благополучное лицо.

✱ ✱ ✱

Разговор писательницы, которая пишет о паразитирующих за счёт полноценных людей. Каждый работающий человек тащит на своих ногах таких паразитов.

У нас даются блага не этим паразитам, а они-то как раз получают их, обкрадывая тех, кто их создаёт и для кого они даны.

✱ ✱ ✱

Неужели я ещё хочу снимать картины? Неужели я смогу? Сомневаюсь. Природные способности конечно не пропадают. Это как верховая езда — разучиться нельзя. Но чтоб «мочь ещё хотеть» надо упражняться. Даже в любви недостаточно одного таланта любить, нужно упражняться. Хорошо делать я уже вероятно не смогу, а делать посредственно — не интересно

У меня пропала страсть, вот это по-настоящему ужасно.

✱ ✱ ✱

КАК это получается? Конституция, права советского гражданина, моя биография /творческая/, решения ЦК — всё сделано в защиту моих интересов. Когда я читаю то вижу что любой из пунктов доказывает мою правоту и право на работу, а стало быть на жизнь. А в жизни как-то получается так, что два года я парий, отщепенец, гражданский мертвец без предъявления мне каких бы то ни было обвинений.

✱ ✱ ✱

Просто не хотят мной заняться и так откровенно говорят.

Во всякой инстанции у меня какой-нибудь новый сорт мучения. На этот раз пришлось написать о «знакомстве». Вызвали туда меня и Кригера /председателя ЦК Союза кинематографистов/. Внушали ему при мне, что я должна подучить работу, потом я ждала в секретарской, а ему продолжали что-то внушать без меня.

Мне оскорбительно ходить и доказывать, что я полезный советской власти человек. Мне не к кому и не к чему приспосабливаться, советская власть — это я сама, сегодняшний день сделан так же моими руками, как и руками тех, кто дрался на гражданской войне, и кто и не боясь трудностей стоит за станками на заводах, я — одна крупица из этих миллионов. Я не хочу дольше вести такую бессмысленную унизительную жизнь отщепенца.

✱ ✱ ✱

В нормальное время я чаще стремилась изолироваться от людей, а теперь я чувствую себя как в стеклянной банке. Кругом всё видно, совсем рядом со мной, но это — прозрачная стенка!!

1937 — 1939 гг.

НИПЦ «Мемориал». Архив. Фонд № 2. Оп. № 2. Дело № 6.