Письмо Бориса Васильевича Барнета, адресованное Инне Яковлевне Филимоновой, было отправлено из Одессы 1 сентября 1956 года (по почтовому штемпелю). Инна (Зинаида) Яковлевна Филимонова родилась 18 декабря 1920 года. Окончив сценарный факультет ВГИКа (1943, мастерская Алексея Каплера), работала редактором в сценарной студии Министерства кинематографии СССР. Она автор сценариев ряда игровых фильмов, множества мультипликационных и научно-популярных. ‹…› Из всех писем (а их, по словам Инны Яковлевны, было много) сохранилось только одно, очевидно, написанное со съемок фильма «Поэт». [ — прим. публ.]

Инночка, простите за безобразное письмо. Пишу на съемке. Вернее, на бесплодном сиденьи на солнцепеке в ожидании таковой.

Дорогой мой друг.

Всегда, всегда Ваши письма приносили мне радость, даже когда все бывало хорошо, спокойно, благополучно, а то, которое я получил сегодня, оказалось самым дорогим и радостным.

В мирке, в котором я живу сейчас в распроклятущей Одессе, где в основном, кроме злобы, склочек, наглости, глупых споров, крохоборчества и прочих прелестей, присущих кинематографическим экспедициям и пикникам, [ничего нет]. Ваш знак дружбы и доброго верного сердца мне особенно дорог. Оказывается, есть же и хорошее на этом неприспособленном для душевного спокойствия свете.

Вы спрашиваете о работе, о друзьях, о настроении, о моей жизни. Друзей нет. Настроение-если бы не дочка, то самым заветным желанием был бы «вечный покой».

Работа идет ужасно плохо и трудно. Четыре тысячи метров материала, кот[орые] я уже посмотрел,- плоховаты. Старый, провинциальный южный городок, в кот[ором] должно было бы протекать все лицедейство фильма, в Одессе неосуществим. Приходится все время приспосабливаться и идти на всевозможные скидки и компромиссы, а они всегда очень видны на экране.

Одним словом, мною принято твердое решение (вне зависимости от результатов) с иллюзионом кончать! Честное слово! Нет больше ни сил, ни воли. А та небольшая фантазийка, присущая всем и каждому (и следовательно, мне), морщилась, морщилась и… увяла. Очень уж страшными методами и приемами нами «руководят». Каждая ошибка возводится в ранг почти смертного греха. А судей много: Директора, Замы, Редактора и пр.

Кончаю писать. На солнцепеке жарища градусов 50!

На следующий день.

Настроение и жара не изменились.

Сейчас 7 ч[асов] утра. Тороплюсь на съемку. Дней через 5–6 уезжаю на месяц в Ялту снимать некоторые павильоны. Не собираетесь ли Вы, друг мой, проехаться в Ялту? Если бы я был сейчас (да не только сейчас, а вообще последний год) не так нищ, то я с радостью кредитовал бы осуществление этого намерения. Но так как это сейчас невозможно (ибо я вопиюще беден), то не смогли бы вы сами где-нибудь кредитоваться для этой цели, а осенью (в ноябре) мы с Вами поднатужились бы и вернули долги?! Напишите мне: Ялта, Гл. почтамт, до востребования, а то у нас есть и любопытные в группе, а им я не хочу доставлять удовольствия читать Ваши всегда хорошие, изящные и очень милые письма.

Не забыл ли я Вас? — Вы спрашиваете. Отвечаю: «Нет!» Каковы Ваши квартирные дела? Что делаете? Я рад, что Вы solo. 

Письмо Бориса Барнета Инне Филимоновой. Музей кино, ф. 106, оп. 1, ед. хр. 2. [Публикация и предисловие Е. Долгопят] // Киноведческие записки. 2002. № 61.