С 1924 года Штраух всецело уходит вместе с Эйзенштейном в кино. Он снимается в кинофильме «Стачка», который ставился силами театра Пролеткульта. В этом фильме он играет роль сыщика. В кино первое время он играет только детективные и отрицательные роли. Его тянуло к «недоступным ролям», к таким амплуа, которые окружающими осмеивались или считались непреодолимыми по своей трудности. В «Привидении, которое не возвращается» (1928) он тоже играл сыщика. В «Строгом юноше» он играл Цитронова, двойника профессора. И в «Государственном чиновнике», поставленном Пырьевым, играл кассира советского учреждения.
Эти роли давали некоторый опыт, но не имели самостоятельного художественного значения. Характерность достигалась легко, а тонкий психологический рисунок не всегда был нужен. Оставила удовлетворение работа сыщика-провокатора в картине «Привидение, которое не возвращается». Там ситуация была злодейская: провокатор был приставлен к заключенному революционеру, с целью выпытать от него побольше сведений.
Для образа сыщика не нужно было искать отрицательных черт,
они составляли его сущность. Нужно было найти какие-то иные черты, делающие его фигуру менее злодейской и более комичной. Сыщик угощает революционера молочком и собирает для него незабудки. Штраух взял трактовку добродушного дядюшки, с зонтиком и запасом провизии, толстого, смешного и нелепого. Черты предательства стали подлее и острее от такого контраста. В период работы в кино Штраух очень любил разыгрывать людей, парадоксально не похожих на него. Ему нравились добродушные и смешные толстяки. Он пудрил себе лицо и важно разъезжал на извозчике, разыгрывая из себя иностранца-денди. Штрауху нравился германский киноактер Эмиль Яннингс, с его колоссальным диапазоном разнообразных ролей, тончайшей мимикой, блестящей способностью лепить фигуры сильных, мужественных, властных, уверенных в себе людей. Штрауху хотелось походить на Яннингса. Но он мало работал как актер. В кино ему пришлось быть главным образом режиссером и ассистентом режиссера. ‹…›

Работа в кино сыграла в творческом развитии Шрауха большую роль. Кино научило его конкретности художественного мышления, композиционно-архитектоническому подходу к образу, четкости и точности языка, умению заготавливать и накоплять материал для творческой работы. Кино приучило к сосредоточенности и конкретности видения. В нем нет места общему жесту, неопределенному движению, случайному выражению.
Оно требует величайшей целесообразности и оправданности движения, безупречной точности художественного языка.
Оно приучает сосредоточивать внимание на определенном
объекте или на части его. Крупные планы в театре всегда применялись. Шаляпин, выходя на авансцену в роли Олоферна в «Юдифи» Серова, улыбался широкой улыбкой, открывавшей все зубы. Штраух, понимая разницу между театральным языком и киноязыком, все же считал необходимым перенести в театр четкость работы, острую пластическую выразительность формы и великолепную тренированность глаза — качества актера кино.
Кино воспитало в Штраухе организаторские, композиционно-
архитектурные способности. Он научился ценить строго продуманные планы построения роли и образа спектакля.

Но особенно ценным оказалось воспитанное кинопрактикой уменье накапливать громадный ассоциативный багаж, делать творческие заготовки. Прежде чем получить право коснуться до роли, актер обязан проделать грандиозную предварительную работу по разысканию и изучению материалов. ‹…›

Таким же величественным, эпически-монументальным, целостным и волевым [как в спектакле Корнейчука «Правда»] Штраух показывает Ленина и в кинофильме «Человек с ружьем», в котором полнее и убедительнее развиты черты целеустремленной действенности и волевого напряжения.

Да, это Ленин. Ленин в изображении умного и глубокого художника. Но это не весь Ленин. Какие-то чрезвычайно существенные черты живого ленинского образа художником не найдены и не показаны.

 

Новицкий П. Образы актеров. М.: Искусство, 1941.