«Мертвые души» Гоголя — материал чрезвычайно интересный для кинематографического воплощения, но вместе с тем и очень сложный. Трудности вытекают из идейно-художественных особенностей произведения Гоголя. Гоголь взял почти исключительно дворянскую Россию; «Мертвые души» не имеют широко развернутой сюжетной линии; это произведение по своей композиции в значительной мере статично. Задача сценариста должна была заключаться в определении преодолений этих особенностей произведения словесного искусства. Нужно сказать, что сценаристу это во многом не удалось.

Сценарий развертывает один за другим ряд гоголевских образов — вне определенной социально-исторической их обусловленности. Основным недостатком сценария является отсутствие крепостной деревни. Гоголевские образы взяты изолированно от конкретной социальной обстановки. Ссылка на то, что этого нет в «Мертвых душах», вряд ли может быть признана основательной.

Экранизация «Мертвых душ» неизбежно должна сопровождаться преодолением реакционных сторон мировоззрения Гоголя, выраженного в «Мертвых душах». Стремясь к точному соответствию с гоголевским текстом, сценарист ввел сцену с крестьянами (во второй главе — Манилов, стр. 11), но она звучит явно фальшиво, — тем более что это одна из немногих «крестьянских» сцен (две сцены). Сценарий не дает достаточного представления о тех реальных условиях, в которых действуют гоголевские герои, не дает представления об эпохе.

В первой своей половине (части 1–3) сценарий в достаточной мере статичен. Статичность «Мертвых душ» — не преодолена. А это можно было бы сделать введением ряда сцен, характеризующих реальную обстановку эпохи.

Некоторые образы в сценарии «обеднены». Несомненно «обеднен» Плюшкин. Он взят со стороны скорее внешних деталей, чем со стороны его внутреннего содержания. Духовное оскудение, распад человека в Плюшкине, выявленные жаждой накопления, в сценарии не раскрыты. Бедно передано в сценарии и мечтательство в соединении с пустотой в образе Манилова. Бессодержательная выспренность Манилова не отражена в его речи. «Обедненным» представляется и образ Чичикова. На первый план выступает галантность Чичикова, его хищническое существо в сценарии достаточно не показано.

Основное же в образе Чичикова — именно это сочетание внешней культуры с хищничеством. Несколькими деталями нужно было дать представление о том, что Чичиков отнюдь не начинающий приобретатель, а что это опытный делец — прошедший большой путь афер и спекуляций. Пролог же сценария может создать иное впечатление.

То, что Чичиков — представитель новых социальных сил (периода первоначального накопления), использующий любое средство в целях приобретательства, — подчеркнуто недостаточно.

Кажутся лишними такие эпизоды, когда Чичиков у ряда встречных спрашивает, «не было ли в этих местах повальной горячки».

Не имеет внутреннего стержня часть шестая. Остается непонятным — почему происходит в городе такая сумятица. Сценарист не использовал тех мест, которые есть у Гоголя в «Мертвых душах».

Храпченко, Кинокомиссия ЦК партии

3 октября 1934 г.

Храпченко М. Б. Отзыв о сценарии. Цит. по: Егоров Б. М. А. Булгаков — «переводчик» Гоголя (инсценировка и киносценарий «Мертвых душ», киносценарий «Ревизора») // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1976 год. Л.: АН СССР, ИРЛИ, 1978.