Сегодня наследие Вайнберга удобно вписывается в интерес к истории XX столетия. Его музыку однозначно интерпретируют в контексте конкретных событий. Однако, как каждый большой художник, он говорил о вечных проблемах. В «Пассажирке» – о том, всегда ли жертва слаба и безвольна. Является ли агрессор победителем, или его собственная жизнь превращается в ад?
В опере «Портрет», написанной по повести Гоголя, разворачивается откровенный и жесткий разговор о судьбе художника – о выборе между конъюнктурой, сулящей деньги и громкий сиюминутный успех, и свободным творчеством, ведомым музой. Во многом это личный, биографический сюжет, неоднократно проживаемый самим Вайнбергом. В его наследии есть сочинения, которые создавались из расчета, в угоду общественно-политическим событиям (как, впрочем, и у Прокофьева, Шостаковича и др.). Экзистенциальные проблемы бытия поднимаются в последней опере «Идиот» по одноименному роману Ф. Достоевского.
Его музыка имеет счастливую судьбу. Как вспоминает один из его современников: «Посредственные инструменталисты не хотели брать его сочинения, ведь было известно, что они очень сложны для исполнения. Поэтому его играли только выдающиеся музыканты». Действительно, его сочинения предъявляют уникальную логику развития через мелос. Так, в 17 квартетах – для него это был интровертный жанр, своего рода исповедь – он ведет длинный монолог, повествование, в котором мысль переходит одна в другую, часто игнорируя жесткие законы музыкальных форм. Сегодня выдающимися исполнителями всего цикла квартетов являются участники бельгийского Danel Quartet, записавшего диски и регулярно исполняющего эту программу на лучших концертных площадках.
Композитор Александр Раскатов, который с 1979 года близко общался с Вайнбергом, сформулировал главное его кредо, используя цитату из Б. Пастернака, – «поверх барьеров». Неоклассицизм, неоромантизм, необарокко, додекафония, атональность, полистилистика – всего лишь инструменты для бóльшего.
А. Раскатов рассуждает:
«Был ли он “современным” в нынешнем смысле слова? Не думаю. Уж слишком “несовременно широким” был его музыкальный спектр. Он, например, восторгался двойным концертом Шпора. И в то же время горячо рекомендовал лучше узнать музыку Уствольской. Музыкант, начисто лишенный агрессивности и ограниченности многих его коллег, он всячески противился разделению музыки на авангард и “арьергард”».
«Не здесь проходит граница», – цитировал он Вайнберга.
Последние 15 лет жизни он страдал от неизлечимых болезней и безденежья. Скрашивая трудные годы, за ним самозабвенно ухаживали Ольга Рахальская и их дочь Анна (первая семья эмигрировала в Израиль). Как о нем сказал композитор Лев Солин, Вайнберг – это «могучий дух в хрупком теле».
Вайнберг мог бы стать героем одного из драматических романов современных авторов, пытающихся осмыслить трагический опыт прошлого. Отголоски его судьбы слышны в романе «Даниэль Штайн – переводчик» Людмилы Улицкой. Возникающие параллели, возможно, неслучайны. Писательница является крестной его дочери Анны, и, конечно, она не могла не знать о его сложной судьбе и не слышать его музыки.
Писатель Евгений Водолазкин в романе «Авиатор» размышляет об особом типе людей, как будто парящих над историей, землей, человечеством. Они собирают осколки прошлого, прожитого опыта, подчас страшного, разрушающего, и воссоздают всеобъемлющую линию жизни человечества. Кажется, что и Мечислава Самуиловича можно было бы причислить к подобным личностям. Как будто «потерявший» память в круговороте событий, во времена, когда сместились ориентиры, смешалось «черное» и «белое», он настойчиво ищет истину, каждый раз в своих сочинениях воссоздает прожитое, оставляя музыкальные свидетельства пережитого для вечности.
Пройдя через ужасы бегства, репрессии, предательство, слежку, видя насилие и всю человеческую натуру без прикрас, он при этом «верил в эту Землю». Именно так называется его Пятнадцатая симфония, по строчке из стихотворения Михаила Дудина.
Одним из его «завещаний» стала молитва за принесенные жертвы. В Двадцать первой симфонии, названной им «Кадиш», он отпевает «погибших в Варшавском гетто», как указано в посвящении, а заодно и себя, и всех погибших. А последнее его сочинение – Двадцать вторая симфония – посвящена жене Ольге Юльевне Рахальской.
Она рассказывает почти мистическую историю «жизни» этого произведения:
«Свою последнюю симфонию муж не успел оркестровать. Сделать это решил Вениамин Баснер. Он начал оркестровку, но вскоре умер. Тогда симфонию взял Борис Тищенко, хотел закончить начатое, но из-за большой нагрузки долго не мог найти время для этой работы.
Прошло почти три года после смерти мужа. И вот, 8 декабря, в день его рождения из Питера приходит письмо. От Тищенко. На конверте: “Вайнбергу Моисею Самуиловичу”. Я не удивилась, подумала: “Видимо, Борис Иванович не помнит моего имени и фамилии, хотя мы и знакомы много лет. Человек творческий, рассеянный, что помнит, то и написал”. Наверное, ко дню рождения Вайнберга нам хочет выразить сочувствие. И, скорее всего, о симфонии что-то тоже есть. Я вскрыла конверт. Там была открытка, где Борис Иванович поздравлял дорогого друга с днем рождения, желал ему здоровья и успешной работы над 22-й симфонией…
Перечитав, не веря глазам, письмо несколько раз, я посидела некоторое время в ступоре, потом подумала, что Борис Иванович заболел психически. И только потом взглянула на почтовый штемпель на конверте.
Письмо было послано 3 года назад, где-то все это время находилось, но самое поразительное, что оно пришло в день рождения, 8 декабря. Только на три года позже.
Потом Борис Иванович умер…
В итоге Симфонию оркестровал Кирилл Уманский».
ЕВГЕНИЯ КРИВИЦКАЯ, ЕКАТЕРИНА ЛОБАНКОВА.: «УЦЕЛЕВШИЙ ИЗ ВАРШАВЫ» // «Музыкальная Жизнь»