Ночь на 14.V.46

Об Эйзенштейне… Недавно был у него в Кр‹емлевской› б‹ольни›це. Сегодня говорил по телефону. Он скоро будет переведен в Cан‹аторий› Барвиха. Еще не знает о катастрофе с 2-й серией «Ив‹ана› Грозного». Это будет очень сильный удар… Я опасаюсь… Это будет ощущением краха пятилетн‹ей› работы, и отчасти — краха метода…

А. Довженко об этом фильме: «Шедевр…» (два часа описывал фильм из кадра в кадр…) «Но это трагедия без катарсиса… — Ненавижу такое искусство!..»

(Вечный спор Эйзена и Довженко: «горожанина» и «крестьянина»… Таланта от головы и эрудиции — и таланта от «Земли» и так далее.) ‹...›

‹Июнь 46, без даты›

Об Эйзенштейне. ‹...›

…Творчество — все на взлетах («Бр‹оненосец› „Потемкин“», «Ст‹арое› и новое», «Ал‹ександр› Невский», наконец, «Грозный», первая серия) и страшных неудачах («Октябрь», «Мексика», «Бежин луг» и, наконец, вторая серия Грозного).

По-видимому, понял, что с посл‹едним› фильмом — дело дрянь. — В Барвихе… — Трудно ходить (даже 50 шагов), сидит, лежит. Пишет мне в «ЗНАМЯ» мемуары… — (Ассоциативн‹ым› методом…) ‹...›

‹Конец июля 46›

Был с СК* у Эйзенштейна в Кратово. — Обнялись… Он несколько лучше, но говорит о смерти, — «что вам завещать?», — острит, — для меня — матерится (его форма «интимно-флотского» общения…) — Пишет мемуары «ассоциативн‹ым› путем» — старается проследить зарождение образов (пока о париж‹ском› периоде).

— Дача моя трудовая: фундамент от «Ал‹ександра› Невского», окраска от «Грозного». Аллеи разбивал и делал сам — в период, когда был отстранен от кино Шумяцким.

Сидели на веранде, болтали… Был зав‹едующий› книжн‹ым› отделом Ак‹адемии› Наук. — Познакомились, — как будто симпатичный человек.

Мексик‹анский› гамак…

Просмотрел две амер‹иканские› книги — военн‹ые› карикатуры Моулдина и прочее и еще одну: биографию С. Прокофьева. — Почему это выпущено в Нью-Йорке, а не в Москве?

Рассказывал Эйзену некот‹орые› новости… — Смотрел фр‹анцузские› журналы и альбомы… Великолепн‹ые› издания.

…Европейски оборудованный второй этаж, старомещанский (для maman) первый… Что-то замкнутое, грустное… Семейные фото. — Сад, дикая малина, неск‹олько› мол‹одых› деревьев, старые ели и сосны… — И внутри нечто резко индивидуалистическое, трудное, путаное, — со смесью европеизма и американизма, — достаточно далекое от грубой жизни дня, и вместе с тем — порождение этого дня, его продукт, жертва, субъект и объект.

— Через полтора года мне пятьдесят, — если я доживу…

Меряет температуру, с аппетитом ест, острит, порой замыкается; я молчу.

На калитке вывеска: «Злая одноглазая собака»… — Где она? — «Это я…» ‹...›

От визита к Эйзену остался грустный осадок… — Что-то горькое, уходящее… — «Не до искусства сейчас…» Ехали в город вечером: закат, дымы, огни, — город только утомляет и мучит… ‹...›

‹После 14.8.46›

Днем в воскресенье ездил к Эйзенштейну. Он прислал машину — хочет меня видеть. — Поехал… — Ровные усталые мысли.

У Эйзена были гости ‹...›… — Ели нечто вроде завтрака, немного выпили бел‹ого› вина… Эйзен бодр, сделал «фуэте» — и хвалил пилюли д‹окто›ра Жаке… — М‹ожет› б‹ыть›, они ему и помогли, а м‹ожет› б‹ыть›, просто пережил смерть матери и радуется нервн‹ому› высвобождению… — Очень внимателен ко мне…

Когда все уехали — мы побеседовали, — я рассказал ему о том, что т. Сталин указал писателям и кинематографистам. Эйзенштейн попросил записать для него слова, относящиеся к «Ив‹ану› Грозному». Я это сделал…

Однако Эйзен до сих пор думает, что ему даны лишь переделки, и не подозревает, что фильм зачеркнут совсем.

Очевидно, в ближ‹айшие› недели он это узнает… — Его берегли, подготовляли осторожно. Газеты от него прятали… — Эйзен явно волновался — когда я писал, стал рядом, чтобы, м‹ожет› б‹ыть›, посмотреть мои записи, или от нетерпения… — Я сказал что-то успокаивающее и отстраняющее… Он вышел… С СК* он говорил: «Неужели придется вырезать сцену с опричниками и убийство в соборе?.. Оно удалось; это сильнее лестницы в „Потемкине“… Вы должны посмотреть…» (Говорит, что ему понятны события на идеол‹огическом› фронте.)

В общем, к вечеру голодные уехали… — Эйзен извинялся: «Монтаж вышел неудачный: эти гости должны были быть вчера…» ‹...›

30.III.47

Читаю весь день матерьялы о Грозном. Завтра буду беседовать с Эйзенштейном… (В общем, его состязание с русской трагедией, с Репиным, Суриковым и пр. — не вышло. — Слишком он западник, и не владеет драматургич‹еским› языком… Его язык патетический, условный, лишенный гибкости, юмора, силы, народной ядрености…)

 

Утро 31.III.47

С пяти до семи веч‹ера› беседа с Эйзенштейном… — Прочел ему пятнадцать страниц анализа второй серии «Ив‹ана› Грозного»… Он внутр‹енне› волновался, краснел… Потом потянулся к рукописи: «Можно ее взять?..» Отдал ему.

Мои оценки сделаны прямо… — Эйзен ушел к зап‹адной› живописи, к испанизму, католицизму… Ему Россия XVI в. «показалась такой» (!) — Просто потянуло к игре средневековыми ужасами… — Забыл о рус‹ской› природе, языке, духе, манере, рус‹ских› страстях… — И наказан… «Поспорил» с «Борисом Годуновым» и «Царем Фед‹ором› Иоанновичем», Репиным, Суриковым и др. — и наказан… ‹...›

Эйзен слушал, беседовал до меня с СК[1], — признал свои испанские приемы и так далее — В одном-двух пунктах возражал мне, в частностях. Сказал, что «поторопился дать разложение опричнины», что неудачен ряд актеров (Фед‹ор› Басманов, отроки в пещи и пр. …). — Рукопись унес с собой.

«Хорошо, что ее Всеволод не напечатает… Это хорошая проза…»

Хочет уехать на лето (Карлсбад, затем Риж‹ское› взморье) и обдумать сценарий заново. — Я развил ряд мыслей о буд‹ущем› сценарии.

 

15–16–17.IV.47

Звонил Эйзенштейн. Он чего-то опять кислый…

‹Без даты, апрель 1947›

Был Довженко: «Я проживу еще лет шесть… Надо написать неск‹олько› пьес… Я думаю о новом интеллектуальном театре…

Без быта, писатель не должен вещать из „нутра“ героев, — а излагать мысли, очищенные мысли людей… — Я, напр‹имер›, пишу крестьян как философов…» ‹...›

— …Эйзенштейн, большой талант, залез в дебри библиотеки, в западную эстетику… Он уже не вернется… — И потом: он всегда ироничен, циничен… Где-то он перед зияющей пустотой… А надо иметь, всегда надо иметь — святое…

Вишневский В. Из дневников 1944–1948 годов // Киноведческие записки.  1998. № 38.

Примечания

  1. ^ СК - Софья Касьяновна Вишневецкая (1899-1962), художница театра и кино, жена В. В. Вишневского.