Из интервью 2002 года
Н.Баландина. Какие замыслы вам хотелось реализовать после приезда в Израиль? Что удалось и что нет?
М.Калик. Я больше всего хотел снять фильм о Корчаке. То, что в России его не захотели сделать, понятно. Сценарий «Король Матиуш и старый доктор» мы написали с Александром Шаровым в Гаграх в конце 60-х. Хотя «Ленфильм» очень хотел, чтобы мы сняли этот фильм. Только на самом верху все остановили. Вот Галич мне подарил свою поэму о Корчаке — «Кадиш». «Кадиш» — это молитва, которую читают над могилой близкого человека на кладбище. Надо, чтобы присутствовали десять мужчин. Я не религиозный человек, хотя не могу сказать, что я неверующий, но не религиозный, то есть не выполняю все религиозные обряды. У меня сын и жена в Иерусалиме похоронены. В Москве один раз в год я ходил в синагогу и здесь один раз в год хожу. И вспоминаю всех своих ушедших.
Конечно, жалко, что не удалось сделать «Корчака». Я, правда, и вел себя так — независимо. Каждый раз, когда речь заходила о конкретных вещах, подсчетах затрат на картину, все срывалось.
Н.Баландина. Вы преподавали режиссуру в 70-е годы?
М.Калик. Да. Вообще нужно сказать, что было много людей, которые мне очень помогали, поддерживали. Приехав в Иерусалим в 1971 году, я сразу принял предложение возглавить Киношколу, меня попросили стать художественным руководителем. Это школа, которая готовит не кинематографистов, а преподавателей любительского кино. Я должен был найти педагогов и составить программу обучения, что и сделал. Я научился читать на иврите, более или менее говорить, объяснять простейшие вещи — задачи, упражнения. Мне дали в рассрочку квартиру, я купил машину.
В Израиле часть денег дает на фильм государство; это первый вклад, потом подключается продюсер. В 1973 году я снял фильм «Трое и одна», где использовал сюжетную конструкцию «Мальвы» Горького с израильскими героями и местными реалиями. Отец, сын и одна женщина. И — бродяга, говоря сегодняшним языком, хиппи. Четыре актера — так у Горького, четыре персонажа. Это малобюджетный фильм, мы снимали на маленькой студии около Тель-Авива. Декораций практически нет, одна палатка на берегу моря. Только мы начали подготовительный период — наступает октябрь, бац, война с Египтом. Все остановилось. Потом в апреле работа возобновилась — мы снимали в Эйлате и в Синае, в пустыне. Дорога через каньоны на подступах к Эйлату очень живописная. Цветные камни. Вообще, скажу вам, Израиль — невероятно красивая страна. Здесь всё есть, и этим он отличается: здесь десять климатических зон, проезжаешь чуть-чуть — и попадаешь в другой мир.
Когда я увидел наш фильм, мне показалось, что он не получился, и я даже сказал об этом. Но недавно я его пересмотрел и почувствовал, что там есть то, чего нет в израильских фильмах, — есть правда о том времени, о войне. Есть какое-то предчувствие трагедии, хотя я специально этого не делал.
А потом, когда возникли трудности с воплощением моих проектов, я решил: не буду терять время, буду снимать документальные фильмы, в основном об Израиле. И мне это нравилось.
Я здесь уже сорок лет! Полжизни! Но первая половина осталась там, в Союзе. В нее входило детство, юность. Меня спрашивают: «Там было лучше, что ли?» Да, лучше, потому что там я был молодой. Давай я вернусь в лагерь, в одиночную камеру... Но дай мне снова двадцать пять лет... Другое ощущение жизни.
Михаил Калик. Другое ощущение жизни. Интервью Н. Баландиной. //Искусство кино. 2002. № 11.