В «Аленьком цветочке» я переживал буквально каждый шаг Настеньки и Чудища, каждую их интонацию. Когда Настенька шла на самопожертвование, спасая отца, тайком брала у него волшебный перстень и переносилась на остров, взволнованность наша с художником, Алексея Консовского, «игравшего за кадром роль чудища» (тут в обрисовке его внешнего облика мы отталкивались от врубелевского демона, старались передать его взгляд, исполненный страдания), плюс музыка передавались зрителю, и ее фраза: «Для меня сорвал отец цветочек аленький, мне и ответ держать», — волновала и зрителя.
Надев кольцо, она успевает только крикнуть отцу: «Прости свою дочь неразумную», — и исчезает. Всю эту сцену — Степан Емельянович после тяжкого признания и прощания с дочерью заснул, забылся, опустив голову на руки, а перед ним на столе теплится камень на перстне — я представил себе до мельчайших деталей. Долгий проход Настеньки по ступенькам лестницы, один пролет, другой, коридор, вот дверь, вот комната, она неслышно входит, выжидает, неслышно берет кольцо и тогда только говорит свои слова. И в этом большом и длинном куске ничто не показалось долгим, тягучим. Ритм ее был тщательно продуман. Зрители, затаив дыхание, следили за каждым ее шагом. Это одна из центральных сцен.
...Пути и возможности создания мультипликационного образа беспредельны. Наблюдения жизни, осмысленные автором-художником, его чувства, его фантазия помогают создавать героев, передавать их взаимоотношения, часто очень сложные и тонкие. В фильме они обретают реальность. И зрителю приходится сопереживать мультипликационному экрану, испытывать разнообразные чувства — от гомерического хохота до тайной слезинки, стертой со щеки в темноте зала: плакать на мультфильмах не принято.
Можно и нужно синтетически, собирательно, как художник, взявший торс у одного натурщика, а лицо у другого, и глаза у третьего — создавать образ. Но этот созданный художником персонаж не принадлежит своему создателю, а живет своей жизнью. И если тот или иной поступок, который «навязывает» ему его создатель, не соответствует вложенной в него характеристике — все сразу разрушается, и фальшь обнажается.
Узнаваемость. Зритель понимает и принимает тот или иной поступок, когда замечает в нем действительные жизненные черты характера, поведения.
В самом искусстве мультипликации заложены возможности использования всех жанров, которые доступны изобразительному искусству, театру, кинематографу. А какие возможности открывает использование всех этих средств в сочетании! Например, рисованные герои или куклы, действующие совместно с живыми людьми, да еще в самых фантастических декорациях. Или фантастические персонажи в реальной обстановке. Все эти огромные возможности только чуть-чуть приоткрыты.
Л.Ф. Закржевская. Л. Атаманов. «МУЛЬТИПЛИКАЦИЯ—ЭТО ВСЕ ЧТО УГОДНО ПЛЮС ЕЩЕ КОЕ-ЧТО». Киноведческие записки. №92/93. 2009