<...>
После Русудан Анджапаридзе сыграла немало ролей в кино: мать Ганса в «Падении Берлина» (реж. М. Чиаурели), Нино в «Счастливой встрече» (реж. Н. Санишвили), княгиню в «Кето и Котэ» (реж. В. Таблиашвили), Дафину в фильме «Великий воин Албании Скандербег», (реж. С. Юткевич), мать Тарлана в азербайджанском фильме «Можно ли простить?», бабушку-цыганку в «Трудном счастье» (реж. А. Столпер), Отарову вдову в одноименном фильме (реж. М. Чиаурели), Марию Геловани в «Прерванной песне» (реж. Н. Санишвили) и др. Разные фильмы, разные режиссеры, женщины разных характеров и национальностей и, конечно, самые образы ее — разного художественного качества. Среди них только одна главная роль — Отарова вдова. Все остальные кинообразы Верико Анджапаридзе этого периода эпизодические.
Эпизодическая роль — новая страница творческой жизни Анджапаридзе. Она существует лишь в кино. Театр взваливал на ее плечи только самую большую тяжесть. Быть может, именно поэтому актрисе казалось очень интересным создать и образ малых габаритов. В ее памяти жили эпизодические образы, созданные выдающимися актерами, такими художниками, как Мария Бабанова, Фаина Раневская, Ниолай Черкасов, Георгий Шавгулидзе, Сесиль Такайшвили... В воплощении этих актеров небольшие роли превращались в художественные миниатюры, шедевры.
В чем же секрет? А в том, что такие мастера умеют осветить самое главное в данном образе. Осветить ярко, ибо иначе недлительное пребывание на сцене не будет точным, запоминающимся. Не будет целенаправленным, значит, не выполнит той функции, той смысловой нагрузки, ради которой существует эпизод в произведении. Эти мастера знают, что в эпизоде нельзя промахнуться, ибо возможности «стрелять» еще раз не представится.
В театре актрисе часто приходилось наблюдать, как работа над небольшой ролью приучает к максимальной точности мысли, четкости поведения и яркости пластического выражения. Только в таком случае приобретает малая форма значительность, ибо за ней прочитывается что-то большое, важное. Если эпизод сыгран в таком художественном качестве, тогда он определяет силу целого произведения, частью которого является. Анджапаридзе верила в такой театр — театр-симфонию‚ где нет ни одной фальшивой ноты, нет звука, который бы не был музыкой.
На сцене такого театра нет ничего неважного для замысла произведения. Она любит театр больше всего на свете и потому глубоко уважает пребывание на сцене в любом виде, в любом количестве времени. И все-таки эпизодов она не играла.
Случилось это только в кино. Исходя из творческих возможностей актрисы, ей большей частью поручают эпизоды с очень важной смысловой нагрузкой.
Есть и такие миниатюры, функция которых не больше яркого штриха. Текстовая канва таких образов в сценарии содержит порой всего несколько слов. Из потока жизни данного человека в сценарии оказались только эти несколько слов.Поэтому и появление данного человека в фильме очень кратковременно. Таковы, к примеру, княгиня Бараташвили в «Арсене» (реж. М. Чиаурели) и безымянная княгиня в фильме «Кето и Котэ» (реж. В. Таблиашвили).
Княгиня Бараташвили типичная грузинская аристократка — красивая, изысканная, точно сошедшая с древней фрески. Она образованная, любит книгу и не расстается с самой прекрасной из них — с поэмой Руставели. Читает ее беспрерывно, читает по старинке — нараспев. Вот все, что знаем мы о ней. А больше и не требуется — этот образ должен помочь созданию ощущения старины, дать почувствовать атмосферу эпохи, ее поэзию.
Совсем другая княгиня из фильма «Кето и Котэ». Если говорить точнее, в этом фильме Анджапаридзе играет не эпизодическую роль, а просто участвует в массовой сцене. Она. среди гостей разорившегося князя. Левана, который собирается жениться на молоденькой дочери богатого купца и пришел на смотрины. Раза два мелькнуло лицо молодой и очень веселой княгини крупным планом в вихре веселья, и потому даже имени нет у этой княгини в сценарии. А в то же время этот фильм насыщен блестящими актерами в главных и неглавных ролях. Это какой-то концерт, демонстрация мощи и разнообразия грузинского актерского искусства. Среди них активно включенных в главное действие, только промелькнуло лицо княгини — Анджапаридзе и осталось в памяти зрителя навсегда — такой аромат эпохи и среды был заключен в ней.
Мера точности была достойна ювелира — и маленький алмаз сверкал! Актриса огромного трагического дарования, создающая мощные образы-глыбы, находила особенное удовольствие в филигранном оттачивании крохотного эпизода. Это истинно творческое увлечение и придавало промелькнувшему в фильме образу такую поэтическую прелесть.
А большие переживания, страдания трагической героини были впереди — ее ждала встреча с Отаровой вдовой.
Отарова вдова — прекрасное создание классика грузинской литературы Илья Чавчавадзе. Образ знакомый с детства, любимый каждым грузином. Ни сюжет. ни события сами по себе не могли особенно заинтересовать грузинского зрителя, который еще со школы знает всех героев и все, что произойдет с ними в фильме, помнит крылатые слова Вдовы, ее характер, так часто вспоминаемый при столкновении с похожими явлениями в жизни. Такая хрестоматийная популярность уже была препятствием для актрисы и требовала глубокого, своеобразного вскрытия образа.
Та немолодая женщина, которую по имени никто не называет, а лишь вдовой Отаровой,— рано потеряла мужа и всю жизнь посвятила единственному сыну. Георгию уже двадцать один год. Он похож на мать — труженик, предельно честный, прямой и непреклонный. Растила мать его не в ласке — нежность изливала только на спящего. Она боялась избаловать его, боялась помешать ему стать настоящим человеком. И добилась своего — сын ее личность цельная, благородная, сильная.
Отарова вдова счастливый человек — она увидела плоды стараний всей своей жизни и обожает сына, гордится им.
Вот в это время местный помещик, просвещенный князь Арчил и его сестра прелестная Кесо приехали в свою деревню и захотели перестроить свою усадьбу. Княжна задумала развести прекрасный сад, и Георгии, сын Отаровой вдовы, пойти к ним на работу. Вернее, к ней — мечте своей, любви, которая оказалась для него всего дороже. Там и погиб он, на глазах у нее, случайно, помогая старику крестьянину. Он свалился с высоты спиной на шест. Спасти нельзя было. Перед смертью Георгий при всех признался матери, что счастлив унести с собой слезу Кесо. Отарова вдова похоронила сына. Вскоре на заснеженной могиле обнаружили ее, умершую.
Первое, что нарушила Анджапаридзе, воплощая образ, — это давно сложившийся, своеобразный читательский штамп, в силу которого Отарова вдова представляется женщиной пожилой. По повести ей чуть больше сорока, но, труженица-крестьянка, она, конечно, выглядит старше своих лет. Выглядит, но не есть, хотя и в черном постоянно, эта вечная вдова. И все-таки героиня Анджапаридзе молодая женщина, особенно в начале фильма: взгляд ее, энергия, активность — все это молодо. Так это у автора, и еще необходимо для оправдания существования такого персонажа, как старый Сосия, через всю жизнь пронесший неразделенную любовь к вдове. необходимо и для осуществления зерна образа, как это представлялась Анджапаридзе. Отарова вдова — не только любящая мать, а личность, с ясной позицией справедливости и правды, которую осуществляет в жизни с необычайной силой и убежденностью. Она умна, правдива и гуманна. В этом ее сила. Она как дерево, как мощный дуб, корнями ушедший в глубь родной земли. Жизнь, социальное неравенство сломят это дерево, потому что сын ее пожелает невероятного, несбыточного и погибнет. Погибнет и она, ибо вся жизнь ее в сыне. Актрисе предстояло пройти трудный путь — начать жизнь в фильме как гордое, прекрасное дерево и кончить ее как сломленное, уничтоженное.
Нигде не была Анджапаридзе такой внимательной к бытовым подробностям, как в этом фильме. Все мелочи обыгрывались до конца — и кормление домашней птицы, и уборка дома, и чистка мужниных вещей, которые до сих пор хранились в доме как драгоценные реликвии. Как она снимает со стены его ружье, как смотрит на него, с какой нежностью снимает пыль, как бережно опять повесила на место! Другой возможности показать свою любовь к человеку, которому верна она всю жизнь, актриса не имеет. Значит, эта, единственная, использована максимально.
Отарова вдова много думает. Чтобы эти размышления не отягощали фильм, актриса нанизывает их на действия, на простые физические действия. Таким образом, мысли ее не только слышимы и зримы, но и кровно связаны с укладом жизни героини-крестьянки, труженицы, дочери земли. Корни дерева должны врасти глубоко в землю, чтобы вырвать было нелегко, а если вырвут — гибель неизбежна. Так образно и смыслово представлялась ей линия развития жизни ее героини.
По автору, Отарова вдова, похоронив сына, некоторое время еще была жива. Потом нашли ее мертвой на могиле сына. В фильме такая же концовка. Но Отарова вдова — Анджапаридзе умерла тогда, когда похоронила сына. В том молчаливом шествии, когда она одна, совершенно одна, не подпустив к себе сочувствующих, шла за гробом. Еще один молчаливый проход с каменным лицом, без единого слова. Молчание, которое страшнее крика... Так проводила Отарова вдова своего сына до могилы. Этот путь был последним и для нее. Жизнь кончилась...
Потом началось существование, иллюзия. Реальное сменилось воображаемым. Жизнь превратилась в непрерывный отклик на зов сына, который преследовал Отарову вдову.
Этот резкий переход от предельно реального к полному отрешению от него и был образным выражением трагического прекращения жизни по существу. Такой смелый актерский ход был до конца оправдан психологически — потеряв контроль ума и воли, Отарова вдова осталась только матерью. И нежность, которую она всю жизнь сознательно скрывала, вдруг прорвалась, Беспрерывно ласкает она воображаемого сына, шепчет нежные слова, закутывает в одеяло, точно малого ребенка, — сознание сдвинулось, она не видит правды. Значит, нет уже больше Отаровой вдовы.
Об этом образе актрисы писали много.
Михаил Ромм:
«Когда Отарова вдова приходит к князю с просьбой взять Георгия к себе в работники, какая гордость в ней,какие горькие пилюли преподносит она князьям. Это качество национальное, и весь этот удивительный образ рождается из него... :
Как впечатляет сцена, когда вдова, отправляя сына на работу к князю, размышляет о материнской любви — не положено матери думать о себе, только о сыне, все для него... Как больно за нее. Эта сцена настолько национальна и возвышенна, что по-человечески искренне хочется плакать. Как необычно, как поэтично рыдание матери над мертвым сыном...»
Владимир Крепс: «Великолепное искусство Верико Анджапаридзе обеспечило успех фильму. Ошибка советских кинематографистов в том, что мы так мало сделали для того, чтоб познакомить мир с этой большой актрисой»
Сергей Юткевич:
«Похороны Георгия, когда за гробом сына черной тенью идет духовно уничтоженная Отарова вдова... Этот поразительно волнующий , неповторимый эпизод войдет в антологию не только кинематографического, а вообще актерского искусства».
Секрет такого успеха Отаровой вдовы Верико Анджапаридзе заключался не только в том, что образ был глубоким по мысли и очень впечатляющим эмоционально. Еще и в том, что все это достигалось путем проникновения в глубинные пласты словесного богатства, словесной образности классического произведения. По петелькам разматывая эту красочную ткань, добравшись до истоков, до самых сокровенных мотивов поведения героини, ткала она узор того же, но уже своего живого образа для другого искусства кино. И все-таки словесная форма этого образа в своей многоплановости и звуковых светотенях была доведена Анджапаридзе до такого совершенства, что может служить образцом необычного произведения — партитуры музыки человеческой речи.
Урушадзе Н. Актриса театра и кино // Урушадзе Н. Верико Анджапаридзе. М.: Искусство, 1972. С. 102-109.