Фильм «Ошибка инженера Кочина» был для меня и всего съемочного коллектива трудной работой. И вот почему.
В драматургии театра и кино материал шпионажа и диверсии использовался более чем широко. Начали складываться штампы. С раздражающей назойливостью появлялись однородные ситуации. Монотонно повторялись похожие друг на друга слова.
Работать, таким образом, пришлось на многократно использованном материале. Разумеется, возникла задача творчески его творчески переосмыслить. При этом, казалось, что распространенной ошибкой наших творческих предшественников являлась попытка использовать материал о шпионах и диверсантах в качестве основы для бытовой пьесы. При таком подходе к материалу выходило, что шпион и диверсант являются распространенными бытовыми фигурами, а борьба с ними составляет существенную часть быта советских людей. Получалось, что для советского человека разоблачение шпиона дело столь же нормальное, обычное и типическое, как, например, участие в стахановском движении, борьба за переустройство быта и т. д. ‹…›
Вот почему в нашем фильме мы не сочли возможным пользоваться красками бытовой повседневной обыденности. Наоборот, мы старались сказать зрителю: «Это случается не каждый день и не на каждом шагу. Но это случается, и ты должен быть готов к этому».
Изложение содержания в таком разрезе привело к необходимости заменить форму бытового рассказа остро-фабульной драматургией. ‹…›
Наша кинематография не располагает традицией остро-фабульного построения сюжета. Лучшие наши произведения в кино выросли на почве фрагментарных и повествовательных сценариев.
В тех отдельных случаях, когда делалась попытка разработать сложную фабулу, взоры сценаристов и режиссеров устремлялись к образцам американского кинематографа времен давно прошедшего «просперити». Мы вдохновлялись другим. Перед нами вставали образы великих гениев Бальзака и Достоевского. Мы вспоминали «Блеск и нищету куртизанок», «Жизнь холостяка», «Преступление и наказание».
Тему о чекистах и борьбе с врагами родины нам пришлось связать с использованием материала пьесы «Очная ставка». Здесь не место оценивать художественные качества этой пьесы. Хочется лишь отметить, что она содержала в себе все те отрицательные особенности, о которых идет речь в начале статьи.
На помощь пришел писатель Ю. Олеша. Его тонкий вкус, умение отбирать слова, его владение «секретами» подлинного литературного мастерства дали возможность путем коренной творческой реорганизации пьесы, попытаться найти правду и художественную выразительность в затрепанном, обросшем штампами материале.
В основу нашей работы мы положили драматический конфликт, возникающий вследствие того, что хороший советский человек — инженер Кочин влюбляется в девушку — Ксению, которая оказывается запутанной шпионами. В условиях буржуазного общества типичным являлось бы решить возникший конфликт моральной гибелью обоих персонажей. Это соответствовало бы факту морального разложения общества. В наших условиях огромная нравственная сила советского человека не только предохраняет его от враждебного влияния. Это сила распространяет свое благородное влияние на, казалось бы, уже окончательно погибшего человека. Ксения, влюбленная в Кочина, не делает попытки сравнять его с собой ценой общего преступления. Наоборот, покоренная моральной чистотой Кочина, она стремится вырваться из пут предательства, но погибает от руки бывшего сообщника.
Гибель грозит и Кочину. Враги, учуявшие опасность, пускают в ход излюбленное средство — клевету. Ошибка, допущенная Кочиным, раздувается ими в доказательство его преступления. Опытная рука чекиста Ларцева распутывает клубок. Он безошибочно распознает врагов и реабилитирует Кочина.
Мачарет А. «Ошибка инженера Кочина» // Советский киноэкран. 1939. № 12.