Переезд в новое помещение вызвал у нас горячий прилив энтузиазма. Все мы дружно и весело «обживали» свою студию. Одни выносили мусор, другие помогали красить стены, третьи перетаскивали мультстолы. Веселый гомон и смех, крепкий запах масляной краски не исчезали в студии почти полгода.
Нас охватило острое чувство нового. Хотелось и мыслить и работать по иному. Все мы с большим увлечением старались, каждый по-своему, понять и как можно скорее освоить наше искусство. Такое знакомое и близкое, оно по-прежнему казалось нам загадочным, таинственным и потому особенно увлекательным. Оно нас притягивало как магнит. Мы жадно стремились все дальше и глубже проникнуть в тайны рисованного фильма, понять сущность его волшебства. Вероятно, пришла пора переосмысления искусства.
Мы искали прекрасное. Ловили его везде—в фильмах с Микки Маусом, в «Белоснежке» и в «Бэмби». Мы гонялись за своей синей птицей и никак не могли ее поймать. Она, казалось нам, витала где-то недостижимо высоко. И вдруг в один прекрасный день мы с удивлением обнаружили, что прекрасное, оказывается, рядом, среди нас...
Этим «волшебником», ухватившим синюю птицу, оказался Мстислав Сергеевич Пащенко. Это его новый фильм «Песенка радости» заставил нас затаить дыхание во время просмотра—таким привлекательно новым, поэтическим чувством вдруг повеяло на нас с экрана. Мстислава Сергеевича Пащенко все мы глубоко уважали и любили. Любили за его особую душевность, человеческую чуткость. Скромный и обычно неразговорчивый, всегда спокойный и даже медлительный в движениях, он сразу располагал к себе.
Я познакомился с ним еще перед войной, когда он впервые появился на студии со своим необычным фильмом «Джябжа». Уже в ту пору нас привлек тонкий лиризм его дарования. Пащенко не стремился к броскости; ему, вероятно, органически была чужда всякая манерность, вычурность. Он всегда шел от чувства, от внутреннего настроения, стремясь найти кратчайшую дорогу к сердцам своих маленьких зрителей.
Война застала Пащенко в Ленинграде. В разгаре была подготовительная работа над фильмом «Песенка радости». Режиссер надеялся в короткие сроки завершить съемки, но враг приближался к городу.
И хотя по состоянию здоровья Пащенко был освобожден от военной службы (у него была тяжелая язва желудка), он скрыл это и пошел защищать Ленинград. Скудная солдатская пища и тяжелые фронтовые условия обострили болезнь. Он крепился как мог. Но после ранения оказался в госпитале. Когда наконец, немного подлечившись, он вышел из госпиталя и добрался до киностудии «Ленфильм», его ожидал новый удар. Все материалы по фильму погибли, и не было никакой возможности восстановить их и продолжать работу. Он мог умереть от голода. Но друзья- однополчане помогли ему выбраться по «дороге жизни» через Ладогу на «Большую землю». Без пальто, в солдатском ватнике, он тяжело шел по снегу, зарываясь в сугробы, в его тощем вещевом мешке за спиной лежала книжка Ершова «Конек-горбунок». Он нес ее по ледовой дороге в подарок своим дочкам, эвакуированным вместе с женой в Сибирь.
Была зима сорок второго года.
Пащенко с трудом добрался до Сибири и почти сразу же, еще как следует не окрепнув. вновь отправился в дальнюю дорогу — теперь уже в Самарканд, куда была эвакуирована студия «Союзмультфильм». Я рассказываю об этом потому, что сам Мстислав Сергеевич не любил вспоминать об этой тяжелейшей поре своей жизни. Проработав с ним много лет на студии, я никогда не слышал, чтобы он жаловался на трудности или на болезнь, которая медленно подтачивала его здоровье.
Пащенко вернулся в Москву со студией уже полноправным членом нашего коллектива. Завершив совместно с А. Ивановым работу над фильмом «Синица», Мстислав Сергеевич решил восстанет вить по памяти все эскизы декораций, типажи к фильму «Песенка радости», потерянные в осажденном Ленинграде. В этом ему помогали мои ученики по ВГИКу—талантливые художники Е. Мигунов и А. Сазонов.
Он восстановил все. Заново написал сценарий, сделал режиссерскую разработку. Потом был худсовет. Эскизы были одобрены, и фильм запустили в производство. Надо сказать, что в то время многие режиссеры возвращались к своим предвоенным замыслам, завершали прерванную войной работу.
Но в их распоряжении, как правило, были прекрасные эскизы, режиссерские разработки и даже мультипликат отдельных сцен, выполненный еще перед войной.
У Пащенко всего этого не было. Зато было неукротимое стремление к цели. «Я должен,—говорил он друзьям с улыбкой, — спеть свою „Песенку“ до конца». Чем же так поразила нас его «Песенка радости»? Помнится, еще в эскизах нас привлек своей выразительностью образ Полярной ночи, одновременно и конкретный и какой-то фантастический, сказочный. Холодное, хитрое и жестокое лицо старухи—северной волшебницы, с ледяной короной на голове, было окутано темно-синим платьем- покрывалом. Когда оно раскрывалось, то на нем ярко сверкали звезды, а его волнистые складки, касаясь земли, пронизывали ее ледяным дыханием стужи, замораживали все живое. В фильме Пащенко маленькая, но бесстрашная девочка вступала в поединок с властной и коварной старухой за жизнь своего маленького друга—чудесной птички
Красногрудки, вестницы весны, света, тепла и всего радостного и прекрасного в жизни, чего так не любила и боялась волшебница темной Полярной ночи... Трудно было девочке одолеть хитрую волшебницу, но на помощь ей пришли друзья—медвежонок, зайцы и ее старший брат-охотник. Светлая, радостная, нежная мелодия характеризует образ девочки. Девочка проходит с ней через все тяжелые испытания в борьбе за жизнь Красногрудки. И хотя злой волшебнице все же удается заморозить Красногрудку и завлечь девочку в свой ледяной дворец, верность и дружба оказываются сильнее волшебных чар. Друзья помогают девочке бежать из мрачного дворца Полярной ночи. Она находит замерзшую Красногрудку и возвращает ее к жизни. Свет и тепло дружбы растопили лед одиночества. Очнулась от ледяного сна Красногрудка и запела песню весны. И сразу кругом становится солнечно и тепло. Девочка вместе с друзьями принялась весело петь и танцевать в лесу, радостным щебетанием им вторили птички на ветках... А злая Полярная ночь исчезла, сгинула навеки.
Лирический фильм Пащенко воспевал самое прекрасное на свете — любовь и дружбу. Мстислав Сергеевич был большим другом детей. Мне не раз приходилось быть свидетелем того, как обычно сдержанный Пащенко, встречая ребенка, буквально преображался. Он сразу принимался о чем-то расспрашивать мальчонку, у них немедленно завязывался оживленный разговор, и даже со стороны было видно, как хорошо они понимают друг друга. Вот это редкостное понимание души ребенка, его психологии и составляет глубокую внутреннюю поэзию его фильмов.
Мстислав Пащенко был не только тонким психологом, знатоком детской души, но и великолепным художником, большим мастером мультипликации. Над фильмом он начинал работать как-то неторопливо, словно раскачиваясь. Но так только казалось со стороны. Прежде чем приступить к работе на производстве, он мысленно продумывал каждую деталь будущего фильма, его изобразительную сторону, характеры персонажей. Он не приступал к съемке фильма, пока картина не выстраивалась целиком в его воображении. Нам, режиссерам, хорошо известно, как трудно бывает порой найти те особые, для постороннего глаза совсем незаметные детали, образующие лирическую атмосферу фильма. Из этих вот мельчайших находок, штрихов, деталей и складывается поэтически-целостный образ.
Пащенко очень любил характерность и точность движения в рисованных персонажах. Так, во время съемок «Лесных
путешественников» (1951), где героями были мама-белка и ее дети-бельчата, Мстис (как его называли на студии) купил живую белку и, посадив ее в довольно просторную клетку у себя в комнате, принялся рисовать ее, изучая в своих рисунках ее движения. Белка так привыкла к нему, что охотно вылезала из клетки, гуляла по комнате, брала орешки из его рук, спокойно сидела у него на плече. Такое тщательное изучение повадок белочки не прошло бесследно. Игра рисованных персонажей стала яркой и выразительной.
Длительное общение с милым пушистым зверьком зародило у Пащенко интересную идею—попытаться передать эту пушистость фактуры на экране. И уже в следующем своем фильме, «Непослушный котенок» (1953), он делает главного героя, маленького шаловливого котенка, «пушистым». Добиться этого в рисованном фильме, где мы привыкли иметь дело с четким контурным рисунком, совсем непросто. Помимо терпения и ювелирной, кропотливой работы Пащенко в этом фильме проявил удивительную изобретательность и выдумку. Вместе с оператором А. Астафьевым он решил трудную техническую задачу, сняв поведение героя-котенка в две экспозиции, с применением приемов «маски» и «контрмаски». Результат оказался блестящим не только в техническом отношении, но и в творческом.
Котенок в фильме получился необыкновенно легким, пушистым, обаятельным, чем сразу завоевал симпатии маленького зрителя. Это была победа Пащенко, его настойчивости, трудолюбия, изобретательности. Это была новая победа советской мультипликации.
Фильм предназначался для самых маленьких зрителей. Мораль его была проста — надо слушаться старших, а то недолго попасть в беду. Эта мысль была выражена Пащенко с такой образной убедительностью и наглядностью, что вызывала шумный восторг зрительного зала. Мстислав Пащенко, в этом надо отдать ему должное, удивительно тонко чувствовал форму, умел бережно доносить до зрителя самое главное. Эти замечательные черты его таланта, так ярко проявившиеся в «Песенке радости», окрепли и развились в его дальнейших работах. Вот почему его картина стала «песенкой радости» для всех нас. Мы вдруг увидели огромные возможности искусства в области выражения тончайших настроений и чувств.
Не буду говорить за других, но лично для себя я открыл много нового. Теперь, пожалуй, можно признаться, что в ту пору я переживал чувство творческой неуверенности и даже побаивался начинать работу на производстве. Давно я вынашивал планы постановки «Конька-горбунка», но все не решался сделать нужный шаг. Фильм Пащенко вселил в меня уверенность, стал последним толчком на пути к произведению, которое я сам считаю наиболее удавшимся во всем моем творчестве. И за это я глубоко признателен Пащенко и его картине. Да и не только я. Окрыленные успехом его фильма, многие режиссеры стали смелее вторгаться в сферу лирической поэзии. Немного позднее появились такие замечательные произведения нашей студии, как «Серая шейка», «Федя Зайцев».
У читателя может сложиться представление, что Мстислав Сергеевич был этаким лириком, «тихим волшебником», творившим чудеса в уединении своей мастерской. Нет! Пащенко обладал огромным внутренним темпераментом.
Пащенко в юности очень увлекался спортом и на всю жизнь остался ярым болельщиком ленинградской футбольной команды «Зенит». Больше всего он любил футбол. Еще перед войной знал многих футболистов, дружил с ними, мог без устали говорить о «своей» команде. И всех нас на студии не удивило, когда он обратился к футбольной теме, сделав в соавторстве с Борисом Дежкиным сразу ставший знаменитым фильм «Необыкновенный матч» (1955).
Но этому событию предшествовало другое, не менее знаменательное. Еще в Самарканде Мстислав Пащенко познакомился с Борисом Дежкиным. Симпатии оказались взаимными, быстро переросли в творческую дружбу. Их уже тогда можно было видеть вместе, оживленно о чем-то беседующими. Они понимали друг друга с полуслова. Борис Дежкин был ведущим мультипликатором почти всех фильмов Пащенко. Мстислава Сергеевича привлекали в Дежкине абсолютное чувство пластической экспрессии, блестящий талант одушевителя, фантазия и юмор, а Дежкин тянулся к Мстису, потому что чувствовал в нем умного режиссера.
Пащенко действительно был настоящим режиссером. Он, как никто, умел организовать, выстроить воедино все выразительные компоненты фильма. А Борис Дежкин наделял его персонажи блестящей актерской, динамической выразительностью. В работе они дополняли друг друга. Поэтому их дружба вскоре переросла в творческий союз. Они стали сорежиссерами. Под благотворным влиянием Пащенко быстро расцвел самобытный режиссерский талант Дежкина. Их первый же совместный фильм, «Необыкновенный матч», доказал плодотворность этого союза.
Самым большим достоинством фильма я считаю его поразительное остроумие. Фильм всегда демонстрировался на экране под непреывный, веселый и дружный смех зрителей. Он был одинаково близок и взрослым и детям. Тонкий, лиричный юмор Пащенко органично переплетался в фильме с заостренным, экспрессивным комизмом Дежкина. Следует особо отметить, что Борис Дежкин всегда выполнял сам все ключевые компоновки к сложнейшим, динамически насыщенным сценам фильма. Особенно ярко его талант проявился в эпизодах футбольного матча команды секции мягких игрушек с командой Чубика-зазнайки. Такой вихревой, динамичной экспрессии киноизображения нечасто достигали даже в игровом кинематографе.
Следующий совместный фильм, «Старые знакомые» (1956), подтвердил закономерность их успеха.
Мстислав Пащенко был безгранично и до конца предан искусству мультипликации. Он очень тонко чувствовал специфическую природу мультипликационной образности. «Мультипликация родилась не для того,— любил повторять он,— чтобы заменить собою натурный фильм». И даже в самый трудный для нашей студии период он оставался верен своим творческим принципам. В рисованных персонажах многих фильмов того времени можно было легко распознать популярных актеров театра и кино—например, Зуеву, Чиркова, Ливанова.
В фильмах Пащенко этого не было. Его рисованные персонажи были всегда по-настоящему «мультипликационными». Ему удавалось всегда найти и выделить в характере персонажа самое главное, существенное. Уж на что, казалось бы, жесткая, негибкая конструкция деревянных футболистов-зазнаек, больше похожих на спичечные коробки, ограничена в возможностях пластического одушевления. А посмотрите фильм. Как выразителен и в то же время характерен каждый жест этих персонажей, как точно он отражает характер, манеры, поведение психологию зазнавшихся футболистов! И что особенно примечательно—своей выразительностью (образной, пластической, комедийной) они превосходят конструктивно более гибких персонажей из секции мягких игрушек.
Но все-таки главное достоинство фильмов Пащенко—в совершенстве драматургии. Придавая сценариям первостепенное значение, Мстислав Сергеевич часто писал их сам, проявив незаурядный талант драматурга.
Когда не было хорошего сценария, Пащенко предпочитал оставаться в простое. Но если он выбирал сценарий, то работал над ним тщательно и долго. Зато позднее, когда сценарий был окончательно готов, он умел всех заразить своим энтузиазмом. Все лучшие его фильмы—"Песенка радости«, «Машенькин концерт», «Лесные путешественники», «Непослушный котенок», «Необыкновенный матч», «Старые знакомые» — отличаются драматургической цельностью.
Все эти достоинства фильмов Пащенко принесли ему высокие награды международных фестивалей.
«Песенка радости», и это глубоко символично, получила в 1947 году на Международном фестивале в Венеции премию. Зарубежная критика отмечала высокий лиризм фильма, его поэтичность и человечность. Это была вторая международная премия советской мультипликации после картины «Лиса и дрозд». Фильмы Пащенко сыграли большую роль в раз-витии нашей мультипликации.
Собираясь приступить к работе над «Коньком-горбунком», я с внутренним волнением обратился к нашему Мстису за советом. Я знал, что эта тема близка Мстиславу Сергеевичу. И он поддержал меня.
И. Иванов-Вано. Прекрасное рядом!. «Кадр за кадром». М.: Искусство. 1980