Был чудесный августовский вечер. Я шел по Малой улице в Пушкине, тогда Детском селе, возвращаюсь после прогулки по Александровскому парку. Через плечо у меня висел старый «кодак», в котором оставался еще один чистый кадр. Пленка была «Агфа», старая и вуалированная, вероятно, еще довоенная. По пути я зашел к Москвину.

Он сидел у окна, в глубоком кресле, завернувшись в старый халат, и читал какую-то весьма объемистую путейскую премудрость, разложенную у него на коленях. Лучи позднего осеннего солнца проникали через раскрытое окно и выхватывали из глубины тени причудливые пятна света на лице и руках. Выглядело это все очень эффектно, хотя по тогдашним представлениям для съемки никак не подходило. Тем не менее мне захотелось все это снять… ‹…›

Этот снимок поразил нас своей выразительностью. Он был совершенно не похож на все, что нам тогда приходилось видеть в этой области.

Сильные световые пятна выхватывали из темноты лицо и руки, скользили по книге и спинке кресла и контрастировали с уводившими в темноту тенями. ‹…› Мы как-то вдруг сразу поняли, что существует какое-то еще неведомое нам фотографическое искусство, где свет является не только экспозиционным фактором, но прежде всего основным средством выражения художественных замыслов. Короче говоря, этот снимок оказался первым шагом на том пути, который после нескольких лет упорных поисков привел нас в кинематограф.

Все было, конечно, весьма непросто. Ведь мы, двое любителей, имевшие о фотографии довольно неопределенные представления, решили заняться ею как искусством. ‹…›

Наступит время, когда эта манера съемки, постоянно варьируемая, но тем не менее сохраняющая свои основные принципы, станет наиболее характерной для «Ленфильма». ‹…› Наша романтическая фотография покажется им перспективной, и я, в свою очередь, стану переводить ее на язык и возможности кинематографа.

Горданов В. Мой друг Андрей Москвин / Сборник: Кинооператор Андрей Москвин. Л.: Искусство, 1971.