Часто любовь безотчетна. Человека любишь, не рассуждая, каков он есть, что тебя привлекает в нем. И только когда случается непоправимое, когда человек уходит из жизни, «горестные заметы сердца» дают пищу «холодным наблюдениям ума».
Шенгелая умер молодым. Больше тридцати лет тому назад. Каким он был? Что отличало его от других? Как определить его своеобразие?
Главное, что вспоминается, — его стремительная темпераментность. Именно стремительная. Ведь темпераментны почти все грузины. А Николай и среди них выделялся порывистостью движений, неуемной энергией, взрывчатой горячностью. Эта-то обостренная неуспокоенность и накладывала особый отпечаток на его восприятие окружающего, придавала неповторимый колорит его личности.
Мы были знакомы с детства. Кутаиси, где мы росли, разделяет река Риони. Порывистая горная река. Вода всегда притягивает к себе детей. Тем более такая бешеная, как Риони... Целыми днями пропадали мы на берету. Не раз переплывали Риони туда и обратно. Это было нелегко: с рекой надо было бороться.
Подросткам в высокой мере присущ дух соперничества. Надо было не просто переплыть реку, но и оказаться первым. Коля не раз выигрывал эти состязания и становился героем дня, вожаком. А если его кто-нибудь опережал, он предлагал плыть снова и снова. Его переполняла жажда борьбы и победы. Он готов был мучить себя и других до ночи: лишь бы любой ценой оказаться первым.
Борьба, преодоление преград — это была самая суть натуры Николая Шенгелая. Много лет спустя я работала с ним на картине «Двадцать шесть комиссаров». Значительная часть фильма снималась в Баку. Во время съемок на нефтепромыслах вспыхнул пожар. Это очень страшно — когда горит нефть. Тушить пожар бросили войска. Мы, участники съемочной группы, помогали как могли. Я помню: Шенгелая бесстрашно кинулся в море огня. Все закричали, пытались его удержать. Но он, взлохмаченный, перепачканный копотью снова и снова бросался в самые одной моста. Он боролся со стихией с яростным самозабвением. В эти минуты он был счастлив.
Когда фашистские войска вторглись на нашу землю, Николай стал добиваться, чтобы его отправили на фронт. Но медицинская комиссия признала его негодным к несению воинской службы. Оказалось, что у него больное сердце. А между тем наступление врага разворачивалось. Бои приближались к Кавказу. На студии был организован истребительный батальон. Шенгелая тут же вступил в его ряды. И с какой истовостью он маршировал, как яростно проделывал упражнения с винтовкой! Он вкладывал в эти нехитрые упражнения всю силу ненависти к врагу, всю жажду победы. Победы, до которой ему не удалось дожить.
Шенгелая был на редкость общителен. У него было много друзей, товарищей, знакомых. Я высоко ценила в нем умение радоваться чужой удаче, преклоняться перед достижением товарища по искусству. Он обладал способностью разглядеть, понять все настоящее, испытывая от встречи с ним чувство бескорыстной радости. И выражал он свое восхищение экспрессивно, во весь голос. И улыбался открыто, во весь рот.
Увлеченность талантом актеров позволяла Шенгелая создавать великолепную творческую атмосферу на съемках. Наиболее ярко проявилось это его качество на съемках «Золотой долины».
В 20-е годы на сцене выступал Ушанги Чхеидзе. Пожалуй, самый крупный, самый талантливый из всех актеров, с которыми мне выпало счастье работать вместе. Легендарный Гамлет, Уриэль Акоста.
Ушанги Чхеидзе сыграл в кино только в одном фильме. Это была немая картина Марджанова «Трубка коммунара». Шенгелая любил ее и долго упрашивал Ушанги сыграть в своем фильме. Тот сначала отказывался, но в конце концов согласился.
В павильоне собралось много народа. Пришли посмотреть на любимого артиста. А на съемочной площадке надо было во что бы то ни стало установить гробовую тишину. И вот перед началом съемок Шенгелая обратился к собравшимся с маленькой речью. Объяснил, почему тишину нельзя ни в коем случае нарушать.
Началась съемка. Ушанги Чхеидзе сказал свою реплику. Все были растроганы. Не словами, которые произнес актер, они были обыденны. Реакцией Николая. Он стоял в стороне, а по его щекам текли слезы. Слезы благодарности людям, сохранившим в павильоне трепетную тишину, замечательному актеру, откликнувшемуся на его просьбу.
На съемочной площадке с Шенгелая было приятно работать. Стоя за аппаратом, он жил с вами одной жизнью или искусно подыгрывал, а это всегда помогало, подстегивало. Ведь для актера, когда он лишен не только зрителя, но зачастую и партнера по эпизоду, так важен мгновенный отклик, так дорога эмоциональная поддержка в момент съемки... Шенгелая это отчетливо понимал, недаром в его картинах так много актерских удач.
Мне вспоминаются вечера поэзии в Тбилиси 20-х годов. Мы не замечали, как бежало время. Поэтические «схватки» затягивались до утра. И когда мы выходили на прохладные улицы, из окрестных деревень уже везли на осликах мацони. Гортанные крики крестьян торопили пробуждение города...
Еще не было больших свершений, мы жили надеждами и не знали своего будущего. Но нами двигало прекрасное ощущение, что каждый из нас — необходимый участник революции. Ведь мы все присягнули ее знамени. Лучше других это убеждение выразил наш общий учитель Котэ Марджанишвили, провозгласив: «Искусство должно быть так же велико, как велика наша современность».
Щенгелая для меня неотделим от этого времени, от юности советского грузинского искусства.
Анджапаридзе В. Неистовый Шенгелая // Советский экран. С. 6-7.