Не берусь описать эту коллизию. Я не Шекспир

СЪЕЗД КАК ЗРЕЛИЩЕ
Прихворнув от кремлевских сквозняков, я зашел в медпункт Дворца съездов. Там работал телевизор. И я сразу обнаружил — сидящие у экранов имеют колоссальное преимущество: депутату доступен узкий сектор обзора — телезрители постигают драматургию Съезда в разных ракурсах, в широкой гамме переживаний и психологической противоречивости. Это было потрясающе! Настоящий хэпенинг с его непредсказуемостью, импровизационностью...

Кстати, не все знают, что добиться трансляции из Дворца съездов удалось упорной настойчивостью группы московских депутатов.

4-Й РЯД 16-е МЕСТО
Еще до Съезда меня занимал вопрос: как мы будем сидеть? Представлялось: депутаты-кинематографисты, поблизости — депутаты от СТД, где-то рядом — команда от Академии наук. Однако выяснилось, невидимая режиссура Съезда имеет другие резоны и предполагает железное политическое мизансценирование.

Я получил билет с постоянным местом в партере. До трибуны — расстояние футбольного пенальти. Многочисленная московская депутация — в «штрафной площадке» перед трибуной, если говорить все тем же футбольным языком.

А. И. Лукьянов разъяснял: остановились на территориальном принципе размещения, чтобы не расколоть Съезд на депутатов от территорий и общественных организаций, сгладить наметившийся между ними конфликт. Стоит ли усугублять положение? Съезд миновал. И теперь я, пожалуй, соглашусь: не стоило. Все помнят, как легко в зале вспыхивали острые ситуации, возникало предельное напряжение. Так что региональный принцип размещения был целесообразен и как «противопожарная мера». Я же смог увидеть несколько потрясающих моментов. Например, лицо Горбачева в те секунды, когда к трибуне приближался выдвигаемый на пост президента депутат Ельцин. Не берусь описать эту коллизию. Я не Шекспир.

МОСКОВСКАЯ ГРУППА
Накануне Съезда я отправился в Мраморный зал Моссовета. Он гудел, как улей. Никогда не приходилось видеть столько знаменитостей на квадратном метре площади. Решался вопрос о представительстве в Верховном Совете. Уже было известно, что все предложения точно соответствуют квотам. Никто не хотел рисковать. Именно здесь блеснул эрудицией депутат Ф. Бурлацкий. Квоту, применявшуюся последний раз в XVII веке на Вселенском соборе, он высмеял как принцип, противостоящий честному соревнованию интеллектов.

Вот об этом москвичи и дебатировали в Мраморном зале. Подать пример парламентского демократизма, утвердив принцип альтернативности? Или благоразумнее не рисковать полноценным представительством в Верховном Совете?

Поздно ночью решили: московская группа включает в свой список 55 кандидатур. Никого не обидев внутренней селекцией и назвав имена, которые украсили бы любой парламент, депутаты-москвичи разошлись по домам. Многие догадывались, что демократический романтизм одержал грустную победу над трезвым расчетом.

ПОРАЖЕНИЕ
Проигрыш москвичей ожидался. И все-таки масштаб поражения был ошеломителен. Грохочущий поезд Съезда хладнокровно переехал интеллектуальный цвет перестройки, задавив самых крупных поборников обновления. На демократический пример москвичей никто не обратил внимания. Их попытка исправить дефект Закона о выборах, не предусматривающего прямых и всеобщих выборов в Верховный Совет, не удалась.

Пытаясь понять случившееся, размышляя о том, что парламентские борения отражают реальную ситуацию в обществе, в котором по-прежнему не любят слишком умных и не устают искать виноватых, я пришел к выводу, что поражение московских интеллектуалов было политическим «выкидышем» Съезда. Москвичи, «беременные» демократией, сделали слишком резкое движение влево, не учтя, что являются частью большого организма, не готового к родам. Эта драматическая коллизия уже в самом начале Съезда указала на расстановку сил и давала возможность прогнозировать его конечный результат: Съезд, то сближаясь во мнениях, то резко расходясь, размежевался по линиям: ученые — рабочие, радикалы — консерваторы, военные — штатские, коммунисты — партократия. Такая разноголосица явилась уточняющей картиной об-щественных отношений. И это хорошо. Как хорош всякий точный диагноз.

Во-первых, мы еще не добились точного и широко доступного знания общественного мнения, позволяющего не быть застигнутым врасплох. Во-вторых, прошедшие весной выборы показались яркой победой демократии только на основании преобладавшей альтернативности. Эйфория возникла оттого, что на виду оказалось несколько ослепительных по драматизму сюжетов (например, выборы от Академии наук) и некоторое число всем известных кандидатов (от Ельцина до Гдляна). В то же время в тени интересов популярной прессы, формировавшей атмосферу праздника демократии, осталась основная масса кандидатов от территорий и общественных организаций. Они и составили большинство Съезда. Наступило отрезвление.

ДЕПУТАТ ЕЛЬЦИН
Это двухметровый седой гигант. Насупленное лицо легко принимает обиженное выражение. В перерывах он сразу становился лакомой добычей журналистов. Загадочная фигура нашей единственной партии. Запомнился всем чрезмерной для коммуниста искренностью выступления на XXVII съезде КПСС. На XIX партконференции не получил политической реабилитации. Мартовский Пленум ЦК образовал комиссию «по Ельцину». (Интересно было бы узнать, как идет ее работа.) Зато в борьбе за мандат народного депутата СССР одержал безоговорочную победу. Баллотировался по списку РСФСР в Совет Национальностей на альтернативной основе. Как говорят, настоял на ней. По итогам голосования набрал более половины голосов и все-таки оказался лишним. Узнав о поражении, покинул зал заседаний. Казалось, политическая судьба Ельцина зашла в безнадежный тупик.

Трудно представить, во что вылилась бы энергия возмущения многомиллионного отряда голосовавших за Ельцина, если бы депутат Казанник своей красивой жертвенностью не спас положение.

Кризис миновал. Лицо Ельцина осветилось детской радостью. Зал разразился аплодисментами. Я ждал, какой формулой завершится это событие. Было бы нормально услышать: поздравляем Бориса Николаевича Ельцина с избранием в Совет Национальностей. Однако председатель подвел итог сухими словами: вопрос решен.

ДЕМОКРАТИЯ В ЦИФРАХ, ИЛИ «КАК ПРАВИЛО»
Интересно вспомнить, как выглядят итоги голосований. Беру, естественно, самые выразительные из них.

На Съезде не было принято предложение ввести поименное голосование. Потрясающе! На выборах наверняка все кандидаты клялись быть откровенными перед избирателями. На деле был готов к этому только 431 депутат.

К досаде демократического меньшинства был положительно решен вопрос об избрании президента страны до его доклада Съезду и дискуссии по докладу. Прибегая к примитивному школьному сравнению, можно сказать: Горбачев сперва получил положительную оценку, а потом был вызван к доске. А хотелось наоборот. Только и всего.

«За» включение депутата Оболенского в список на пост Председателя Верховного Совета — 689 голосов. «Против» — 1415. Если сравнить эти цифры с результатами утверждения М. С. Горбачева («за» — 2123, «против» — 87), совершенно очевидно, что многие из депутатов вовсе и не собирались отдавать Оболенскому свой голос на выборах.

«За» формулировку «как правило» относительно парламентской занятости членов Верховного Совета— 1419 депутатов. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: принятое решение развязало руки целому сонму аппаратчиков, дав им возможность сохранить высшие посты в своих регионах и одновременно пребывать в Верховном Совете. Поразительно, с какой легкостью эта формулировка выпорхнула из сталинско-брежневских времен и с какой готовностью утверждена.

Голосование по вопросу о приостановке на период Съезда Указа о митингах. «Против» — 1261. Самое поразительное, что действие антидемократического Указа не приостановили те, кто сами являлись участниками самого грандиозного митинга в мире!

Голосование об отмене статьи 11-прим, известного Указа от 8 апреля. «Против» — 7. Весь Съезд, привстав с кресел, искал глазами этих любителей тюрем, лагерей и штрафов. Нашлись-таки! Вот где пригодилось бы поименное голосование.

ВЕЛИКИЙ ГРАЖДАНИН
Бескомпромиссное и твердое поведение на Съезде Андрея Дмитриевича Сахарова, его культура истинно свободного человека и умение развенчать самые фундаментальные догмы, с которыми намертво срослось массовое сознание, — все это вызвало бурную реакцию консервативной части Съезда.

Напомню, что в первый день работы Съезда Сахаров выступил с предложением, для судьбы отечественной демократии решающим, — принять Декрет о Съезде как высшей власти в стране. Но оно растворилось как бы без следа. Даже в блистательных выступлениях «сахаровский мотив» не нашел нужного развития.

А ведь не было, кажется, такой предвыборной программы, в которой будущие депутаты не божились бы, что лозунг «Вся власть Советам!» — их первоочередная забота. И в моей программе этот лозунг фигурировал: власть безоговорочно должна принадлежать Советам, а не партии. Мне казалось, что статья 6 Конституции СССР уже в первые часы работы Съезда подвергнется изменениям. Какая наивность!

Тут приходится вспомнить, что 87 процентов депутатов являются членами партии. Какая-то незначительная их часть, безусловно, придерживается точки зрения Сахарова. Воля партийного большинства игнорировала решение главного вопроса. Тем самым историческое значение Съезда, мне кажется, несколько преувеличено. В конце его работы Сахаров предпринял отчаянную попытку провозгласить проект Декрета о власти. Но его ухлопали вульгарными аплодисментами, заглушили председательским звонком. В историю войдет незабываемая реплика нашего президента, сказанная вслед покидавшему трибуну Сахарову: «Заберите свою речь, пожалуйста!»

История запомнит и выступление депутата Червонопиского, бросившего горящий факел в пороховую бочку афганской проблемы. Это была попытка духовного покушения на Сахарова. Но старик и здесь не дрогнул. Его можно перекричать, но не переубедить, не разжалобить доводами увечий, аргументами ложного интернационализма.

Бочка взорвалась. В ее дыму легко дышится тем, кто ответствен за развязывание афганской авантюры. Поразительна готовность большинства депутатов идеологически оправдать нашу общую трагедию, возникшую от политической бездарности руководства и привычки не щадить свой народ.

Вникая в постоянно конфликтные отношения Андрея Дмитриевича Сахарова с большинством Съезда, вспоминаю известную формулу Бернарда Шоу: «Демократия не может подняться выше того человеческого материала, из которого сделаны избиратели». Остается добавить: и выше депутатов тоже.

ДЕПУТАТЫ-КИНЕМАТОГРАФИСТЫ
К нашей общей досаде на Съезде не было Александра Гельмана, незадолго до того попавшего на опе-рационный стол. Уверен, Гельману было что сказать с главной трибуны Советов. Избраннику Союза ки-нематографистов свойственны глубокая концептуальность мышления, мудрая уравновешенность, приверженность демократическим воззрениям и прогностические способности.

У микрофона Съезда побывали шесть кинематографистов. Двое из них (Р. Быков и Д. Худоназаров), получившие мандаты вне СК, не акцентировали свою принадлежность миру кино. Заботы общенародные, а не профессиональные на Съезде были гораздо уместней.

Скажу и о себе. Выступления не планировал. Не обладая политической опытностью, не хотел забегать вперед. Кроме того, мне кажется, депутат от творческой организации должен говорить по глубоко продуманному поручению союза. А не мелькать на трибуне, чтобы «отметиться», реализуя свои тщеславные порывы.

Следует признать, что после важного сообщения Э. Шенгелая по трагическим событиям в Тбилиси и речи А. Адамовича крупного выступления нашего брата кинематографиста так и не случилось. Помешали неподготовленность такой акции в недрах союза, оперативная смена ситуаций в ходе Съезда.

Мне известно, что Борис Васильев просил слова, в котором гуманитарные проблемы общества хотел связать с трагедией в Тбилиси. А когда была создана Комиссия по событиям в Тбилиси, надобность в выступлении отпала.

Михаил Беликов, располагая новыми данными о последствиях трагедии в Чернобыле, хотел сделать их центром своего выступления. Но тоже не получил слова.

Не был включен в список ораторов и Дмитрий Луньков, предполагавший говорить об общекультурных, нравственных проблемах общества в контексте национальных отношений.

Выходит, первый блин комом? Я бы не торопился с таким выводом. Все-таки Съезд — не спортивное состязание, где обязательно иметь своего чемпиона. Депутатские мандаты нам выданы на длительный срок, и важнее не устанавливать «парламентские рекорды», а соучаствовать в реальном обновлении общества.

ОБРАЗЫ
Некоторые из них запомнились. «Если грести левым веслом, лодка завернет вправо». Весьма примитивный перенос физических действий в сферу духовных поисков. Это замах веслом над головой московских радикалов. Мол, полегче, ребята. Не так круто. Уподобление демократии юной девственнице предупреждало об уголовной ответственности за насилие. Причем предупреждалось радикальное меньшинство, а не авторы антидемократических Указов, в которых так очевидны насильственные устремления. Один из депутатов, видимо, имея в виду лидера, заявил с крестьянской прямотой: старого быка забивают и заменяют новым. Пригодились и образы пернатых: когда ястребы придут к власти... Охватывает ужас от этих политических двусмысленностей и безвкусицы.

Самым простым и приемлемым олицетворением Съезда, мне кажется, было его сравнение с кораблем государственности. На борту огромная шумная команда. Одни нашли себе дело. Другие оказались пассажирами. Третьи стали охранниками. Корабль развернул паруса. Но если не знать курса, любой ветер не будет попутным. К тому же, оказалось, не все якоря подняты. Самые могучие десятилетиями лежат в грунте. Их и не поднять никогда. Надо пилить цепи. Есть энтузиасты, готовые заняться этой нелегкой работой. Сделать это непросто. Ведь охранники считают своим долгом бдительно сторожить цепи. Вспомним о ветре перемен. Если нам хватит мастерства, он порвет якорные цепи, а не паруса.

Клепиков Ю. У начал народовластия. Из записной книжки депутата // Советский экран. 1989. № 15. С. 4-5.