Как хочется курить! Может быть, попросить Михаила Георгиевича Геловани? Нашел я его как всегда в окружении толпы. Удивительной доброты и большого человеческого обаяния был артист Геловани, игравший Сталина. Вот у него-то я и попрошу табачку на закрутку, ведь Сталин всегда курит трубку.

Михаил Георгиевич сидел на топляке, выброшенном на берег из Волги, в окружении участников массовых сцен. Раскрошив папироску, он сосредоточенно набивал табак в трубку. Перед ним навытяжку стоял оборванный мальчишка лет двенадцати, до невозможности грязный, будто он только что вылез из фановой трубы, и отвечал на вопросы. Его ответы сопровождались взрывами хохота окружавшей их толпы.

— Как тебя зовут? — спрашивает Геловани с чуть заметным грузинским акцентом. Мальчик смешно вытягивает губы трубочкой, часто хлопает черными пушистыми ресницами и, как будто перепрыгнув через что-то, громко выпаливает: «Кооо.. ккоолька!»

— А где твои родные? — Коля опять вытягивает губы трубочкой, хлопает ресницами, преодолев препятствие, выталкивает ответ:

— Не… не… не…ту!

— Где же они? 

— Не… не… не… ззнаю…

Толпа притихла, все внимательно слушают.

— А где ты живешь? — Коля показал грязной рукой на берег Волги. Михаил Георгиевич понимающе кивнул головой…

— Ну, а ночуешь где?

— Под… поддд… ллодкой.

— Так, так, — говорит задумчиво Геловани, запыхивая трубкой. — Ну, а питаешься где? — Коля долго молчит, сопит носом, морщит лоб, хлопает пушистыми алейниковскими ресницами и, наконец, зло выстреливает:

— Ворр…ую!

— Вот это, генацвале, плохо! Воровать, дарагой, это никуда не гадится, — Михаил Георгиевич встает с топляка, обращается к Коле:

— Пойдем, дарагой, к Сергею Дмитриевичу Васильеву…

— К режи…режжж… режиссеру?

— Да.

— Сни… сни… маться устроите, товв… товв… арищ Стааалин?

— Ты, Коля, называй меня дядя Миша, так и тебе и мне будет удобней.

Сергей Дмитриевич Васильев, Геловани, Гинзбург А. Н., директор картины, приняли живое участие в судьбе Коли Баталова, и он был определен помощником сторожа в костюмерный цех. Зарплата, правда, небольшая, только харчи и обмундирование… но, что поделаешь, коли должности такой нет. ‹…›

Перед тем как группа «Оборона Царицына» и «Поход Ворошилова» была эвакуирована в г. Алма-Ата, М. Г. Геловани и С. Д. Васильев договорились с командованием гарнизона города, и Коля Баталов был определен в одно из воинских подразделений, оставшихся защищать Сталинград. Зарекомендовав себя с самой лучшей стороны, Коля, безусловно, мог бы с эшелоном «Ленфильма» добраться до глубокого тыла и определиться в детский дом, но мальчик был непоколебим и наотрез отказался ехать в Алма-Ату.

Дальнейшая судьба Коли Баталова, весь его удивительный путь от беспризорника до корреспондента АПН, могли бы послужить великолепным материалом для сценария. ‹…› Года три тому назад, корреспондент АПН Николай Баталов, будучи в командировке в Ленинграде, зашел ко мне… Естественно, заговорили о Сталинграде, о съемках картины, о добрых людях, с которыми провели нелегкие дни. ‹…›

Когда же я вспомнил Геловани, у моего собеседника вдруг губы вытянулись трубочкой, замигали быстро темные ресницы и, преодолев какой-то барьер, он сказал: «Кккк… рррасивый быыыл человек Михаил Георгиевич! Красивый».

Он помолчал, стесняясь своей минутной слабости, неловко улыбнулся и продолжал уже ровным спокойным говором: «И вообще, Павел Петрович, об этом надо говорить, у меня сейчас буквально появился какой-то зуд в сердце, как только нахожу себе подходящего собеседника, ссс… с хходу начинаю рассказывать о сталинградских временах, о Геловани, о Васильевых, о съемках… Помните, как Вас ругал Сергей Дмитриевич?»

Михаил Георгиевич отлично понимал ответственность, возложенную на него в этой картине, и великолепно оценивал обстановку, в которой приходилось работать съемочному коллективу и режиссерам — братьям Васильевым. И все же в глубине души Геловани страдал оттого, что находится в тылу, а не на переднем крае.

— Лучше быть на фронте и нюхать пороховой дым, чем запах спиртового лака, когда тебе наклеивают усы, — говорил он.

 

Кадочников П. «Бывают такие минуты в жизни каждого человека, когда кажется, будто у вас на сердце поют соловьи…» // Киноведческие записки. 2005. № 72.