Алексей Саморядов жив.

Бог тоже жив.

Хотя мертвых тоже много.

Мертвым стать просто — раз, и стал.

Смерть есть ужас жуткий, но неотвратима.

Скажут: смирение.

Скажут: восхвалю Тебя за мои страдания.

Скажут: терпелив и смирен — вот Божий человек.

Солгут.

Нет.

Разве хороший отец рад, когда сын его тих, смирен и послушен? Плох тот отец, который рад и главным достоинством сына своего почитает послушание, смирение и покорность отцу. Что отец ни скажет, то сын и исполнит тотчас, а если нашалит, тут же заплачет и повинится и прощения за свой грех попросит.

Нет! Хороший отец рад, если сын и напроказит, и нашалит, и со двора бегает, и где- то с другими мальчиками подерется, и даже из чужого сада украдет каких-нибудь яблок. И даже рад, если по наказанию не расплачется и не повинится, а, напротив, насупится и молча в себе обиду стерпит! Потому что живая душа. Так и скажет отец, накажет, а сам усмехнется тайком и скажет:

-Живой пострел растет, мал стервец, а уже туда же, хороший казак будет, сейчас уже видно.

Так разве Бог — плохой отец? Разве только смирненьких да послушненьких любит? Разве не рад Он также и другим тем, кто и нахулиганит, и напакостит, это и стащит чего, да, может, прибьет еще кого? Разве не улыбнется Он иной раз с особой любовью, глядя на такого сына своего, и не скажет, может, и наказать забыв:

— Вот ведь каков, сукин сын, ну что за ЖИВАЯ ДУША!

И разве живая душа не любимей Ему, чем кроткая да тихая?

А живая душа, да много ли их, живых душ? А если при этом и добр, и щедр, и весел? Если радость от него людям, если свет.

И вот, думаю я, за что наказал бы Он такую душу, такого человека, за что не дал пожить больше, всем тварям живым и мертвым дал пожить еще, а ему не дал, за что оборвал жизнь его и за что нас всех так осиротил? Нас, что ли, наказал? Ну так нас бы наказал, а его-то за что? Или недоглядел Он за сыном своим, и тот упал где-то и шею себе свернул, а мы испугались все, никто и не успел ничего сделать, и друг вот его лучший растерялся. Ну так всевидящий же Он, мы-то ладно, нас посечь да в чулан, а Он-то что за сыном своим недоглядел?

А коли Бог наш приуныл, коли растерялся, коли болен или ранен, коли немощен Бог, мы Его своими костлявыми спинами подопрем. Костьми ляжем, а нашего русского Бога на себе вынесем и сохраним. Через всю войну пронесем и обратно на небо поднимем да поставим, где сиять Ему до скончания веков. На том стояла и стоять будет Русская земля!

Петр Луцык

1995 г.

Луцык П. На смерть друга // Киносценарии. 2009. № 4-6.