Внутренняя опустошенность прожигателя жизни, бессмысленность и бесцельность существования дегенерирующего последыша капиталистического общества сделались содержанием образов Мартинсона.

Актер играл свои роли с свойственной ему глубокой сосредоточенностью и беспощадным сарказмом. Его образы скользили на грани водевиля и трагиэксцентрики. Будущий Хлестаков рождался здесь на материале репертуара Театра Революции.

Один из многочисленных секретарей советских учреждений Плюхов был насквозь пустым молодым человеком («Воздушный пирог»). Пустота гуляла в его франтовской фигуре, в его полукукольной, получеловеческой голове, сквозила в его стекловидных глазах.

Остекление взгляда, внезапный, никем не предвиденный паралич тела после острой его подвижности — одна из особенностей персонажей актера. Его движения как бы описывают на сцене спираль. Это зигзаги будто отделенных от тела свободных рук и ног. У них своя эквилибристика, свой танцевальный ритм, своя независимая жизнь. Руки и ноги Мартинсона имеют свою мимику, не менее выразительную, чем мимика его лица.

Иронический актер, Мартинсон не представляет себе возможность бытовой игры. Все, что он делает в театре, идет от обобщений, о которых он рассказывает пронизывающими колючими интонациями и эксцентрическими жестами. Эксцентризм — средство сценической выразительности актера и внутренний мир его персонажей. В них ощущаешь вдруг нечто отпугивающее, паралич чувств. Плюхов Мартинсона — пошловатый шут, скользкая мышь советской канцелярии, грызущая бумаги. Пол совучреждения для него — поле скетинг-ринга, паркет танцкласса, где он плавает в воздухе. Бумаги мелькают в его руках, как предметы у жонглера. В этом Плюхове размножались, плодились микробы советской хлестаковщины.

Герои Мартинсона эксцентрично нелепы, забавны и трагически ничтожны. При всем разнообразии ритмов, движений, которыми их наделяет актер, они могут показаться заведенными механическими куклами. Мартинсон — злой талант: он гильотинирует на сцене желчью и иронией вырожденцев умирающего класса, которых ему приходится играть.

Мартинсон приносит с собой в театр своеобразную культуру эстрады, цирка, кино, развивая свое мастерство актера и клоуна одновременно. То, что он показывает, — на грани сатирического образа и клоунады.

Марголин С. Актеры театра революции // Московский Театр Революции: 1922 — 1932 / под. ред. Я. Боярского, И. Зубцова, А. Попова, Я. Черняка и А. Щагина. М.: Изд-во Мособлисполкома, 1933.