‹…› В награду за благополучное окончание гимназии мать решила отправить меня в гости к тетке, в Ялту. С великой гордостью я сменил фуражку гимназиста на студенческую. Однако, чтобы не выглядеть новичком, превратил ее в старую: выдрал внутренности, посидел на ней. Фуражка приобрела такой вид, что никто не смог даже при желании счесть меня в ней за молокососа.

‹…› На другой день, удобно расположившись на пляже под деревянным грибом, я с увлечением читал роман английского писателя Терстона «Член парламента». Рядом устроился человек с сигарой в зубах. Заглянув бесцеремонно в книгу, он хмыкнул:

— Интересно, молодой человек?

И, не дожидаясь ответа, не спрашивая разрешения, взял у меня книгу, посмотрел обложку, перелистал страницы и возвратил.

— Мне профессиональный нюх подсказывает, что сюжет этого романа хорош для фильма, — произнес он.

Он оказался служащим кинофабрики.

— Да, может получиться интереснейший фильм. Два основных героя в романе двойники. Они внешне похожи друг на друга, а поступки, характеры — разные. В фильме их исполнять должен один актер, — согласился я.

— Великолепно! — воскликнул человек с сигарой. — Пишите сценарий. За него ухватится Мозжухин. Он ежедневно бывает на пляже.

— Но я не знаю, как пишется сценарий...

— О, это не проблема! Перескажите содержание романа, а все остальное уже на съемке сделает режиссер. Дочитайте и пишите сценарий. Я познакомлю вас с Мозжухиным.

Его настойчивость взбудоражила мое воображение. Я уже видел Ивана Мозжухина в роли двойников и был полон желания написать для него сценарий. Днем и ночью с увлечением переписывал я роман Терстона «Член парламента» по рецепту человека с сигарой. Осторожно вносил добавления и изменения, улучшающие, с моей точки зрения, фабулу. ‹…›

Однажды прекрасный солнечный день оторвал меня от работы над сценарием. Захотелось освежиться и поваляться на пляже. И вот, искупавшись в прохладной черноморской воде, я распростерся на теплом песке.

— Вставайте, юноша! — услышал я знакомый голос и вскочил.

Около меня стояли человек с сигарой и Мозжухин. ‹…›

Сценарий заинтересовал знаменитого артиста русского кино, и наши встречи продолжались.

Ежедневно в десять утра мы появлялись на пляже, купались, а затем приступали к чтению сценария и к часу дня заканчивали работу.

Иван Ильич высказывал пожелания, предлагал поправки. Напряженная работа длилась целую неделю, наконец Мозжухин заявил:

— Заканчивайте! Сценарий я дам почитать моему режиссеру Протазанову...

Неделю я с волнением ждал приговора Протазанова, надеясь узнать от Мозжухина о судьбе своего детища, а он разговаривал со мной о чем угодно, только не о сценарии. Прошло одиннадцать дней, и Мозжухин, улыбаясь, сказал:

— Сегодня пойдем на кинофабрику Ермольева. С вами хочет поговорить Протазанов.

Подумать только: со мной — мальчуганом — хочет поговорить кинорежиссер. Значит, сценарий понравился? По дороге на кинофабрику Мозжухин шутил. Он был в хорошем настроении:

— Итак, молодой человек, не волнуйтесь, ибо сейчас услышим, что скажет «княгиня Марья Алексеевна».

А «Марья Алексеевна» шла нам навстречу по территории кинофабрики в облике мужчины высокого роста с тонкой палочкой в руке.

— Яков Александрович, знакомьтесь — автор сценария «Член парламента», — произнес Мозжухин.

Пожимая мне руку, Протазанов поинтересовался:

— А как вас величать-звать?

— Александр, — смущаясь, ответил я.

— Александр? — переспросил Протазанов. — Очень хорошо, значит, Саша.

— Мое мнение, Яков Александрович, о сценарии вам известно, — шепнул Мозжухин. — А сейчас иду гримироваться.

— Идите, я скоро буду в павильоне, — кивнул Протазанов. Он обнял меня за плечи и повел по фабричному саду. — Так вот, Саша, прежде всего я должен сказать, что сценарий мне нравится. Но есть, как это обычно бывает, незначительные замечания, с коими мы сами, без автора, справимся. Могут возникнуть кое-какие изменения и в процессе съемок фильма. Но это все мелочи. Важно, что основа сценария, его содержание решены кинематографически. Видимо, у вас есть способность ощущать, чувствовать драматургию кинематографа. Это ценно. Вы когда-нибудь присутствовали на съемках фильма?

— Нет... Никогда...

— Хотите посмотреть? — И, не ожидая ответа, продолжал: — Я снимаю эпизод с Мозжухиным.

Перед входом в павильон он остановился, опять взмахнул палочкой и сказал:

— Пишите, Саша, сценарии, у вас это получается.

В павильоне стояла торжественная тишина, словно в храме. В декорации «кабинет» репетировал Мозжухин. Протазанов препоручил меня своему помощнику и подошел к Мозжухину. Они, видимо, обсуждали предстоящую съемку. Затем Яков Александрович взмахнул палочкой. Тут же раздался голос помощника режиссера:

— Приготовились... репетиция... внимание... начали!

Репетиция шла в абсолютной тишине, когда раздался треск сломанной Протазановым палочки.

— Отставить! — произнес помощник режиссера и тут же протянул Якову Александровичу другую палочку.

Палочек оказалось много, и каждый раз, выражая недовольство, Протазанов ломал палочку и получал взамен сломанной новую.

Я видел, как вдохновенно работали режиссер и актер, как скрупулезно, до мелочей, отрабатывался эпизод. Репетиции сменялись съемками. Загорались дуговые юпитеры, раздавалась команда:

— Внимание... съемка... начали!

Вертелась ручка кинокамеры, и актеры приступали к действию. На моих глазах рождался эпизод будущего фильма.

В павильоне я просидел часов до шести вечера, пока не закончились съемки...

— Ну как, понравилась наша работа? — спросил Мозжухин, снимая с лица грим.

— Понравилась... очень!

— Приходите завтра на кинофабрику — познакомим вас с нашей кухней: лабораторией, монтажной, с техникой производства. Это полезно знать будущему сценаристу...

— У нас можно кое-чему научиться, — добавил Протазанов.

Так состоялась моя первая встреча с кинопроизводством. ‹…›

Литвинов А. Путешествия с кинокамерой.
М.: Союз кинематографистов, 1982.