Меркурьеву очень удался Степан Иванович [в фильме «Повесть о настоящем человеке». — Примеч. ред.] — роль не слишком большая, но полная редкой привлекательности. Степан Иванович — Меркурьев внешне был мало похож на Степана Иванович, описанного Полевым: «подвижного человечка, с морщинистым, рябым солдатским лицом». Степан Иванович Меркурьева был громадиной человеком, чуть хитроватым, должно быть, но зато душевным той редкой, неоценимой душевностью, от которой окружающим людям становится удивительно спокойно. Ничего-то особенного он не совершает в картине. То к одному подойдет, то к другому. То улыбнется, взглянув на полкового комиссара Воробьева, делающего в постели зарядку: «Что вы так себя затрудняете, товарищ полковой комиссар»; то посокрушается, услышав, как снова брюзжит и охает Кукушкин: «Эх, Кукушкин ты, Кукушкин...» А ведь как помогает он жить окружающим его людям.
Смысл появления Степана Ивановича в госпитальной палате, рядом с Алексеем Мересьевым, и, следовательно, смысл его появления в фильме был бы весьма невелик, если бы актер не сумел показать нам значение этого человека для дальнейшей судьбы Мересьева. Меркурьев сумел убедить зрителей в том, что бесхитростная доброта и «обыкновенность» Степана Ивановича оказалась могучей силой в жизни человека, перенесшего непоправимую, казалось, катастрофу. «...»
Он делится с людьми своей шуткой потому, что у него шуток в голове сколько хочешь, а людям их не хватает. Он делится потому, что щедр, потому, что сам хорошо знает, как трудно и тоскливо жить на свете, не слыша веселого, бескорыстного, согревающего душу человеческого слова. Бывает, что человек вечно шутит потому, что живет поверхностно, не задумывается о происходящем вокруг. А этот — наоборот. Степан Иванович слишком хорошо знает, чего стоит жизнь. И именно поэтому так дорого стоит его шутка, шутка беззаветного друга и помощника людей, шутка человека, умеющего быть предельно сосредоточенным, взволнованным, всерьез озабоченным. Застенчивой нежностью, по-детски искренней торжественностью охвачен он в минуту прощания с госпиталем, с товарищами по палате. «Поправляйся, Семен Петрович», — обращается он к смертельно больному Воробьеву. В том, что он произносит эти слова, стоя на коленях перед постелью комиссара, нет ничего картинного, подчеркнутого, нарочитого. В выздоровление комиссара Степан Иванович в глубине души не верит. Это придает его лицу страдальчески-напряженное выражение. И все-таки он естествен даже в эту тяжкую для него минуту. Точно так же естествен он, когда кланяется в пояс медицинской сестре или шагает за гробом комиссара, держа на вытянутых руках подушки с орденами.
Таким вот — величественным, безмолвным и все-таки бесконечно живым, необходимым людям, достойным человеком нашего времени уходит Степан Иванович из фильма. Таким остается жить в памяти зрителей.
Цимбал С. Василий Меркурьев. М.: Искусство, 1963.